Ха Кхань Линь - Девушка из бара

Тхюи перебила брата:

— Не болтай глупостей, тетушка тут ни при чем, она старенькая и очень бедная.

Ты замолчал и посмотрел на сестру, ничего не понимая. Он вопросительно глядел на нее, но она молчала, обдумывая, что предстоит сделать в ближайшие дни. Был бы братик хоть чуточку старше, Тхюи непременно объяснила бы ему, почему ей надо уходить отсюда — чтобы избавить от неприятностей и тетушку Зьеу и односельчан и чтобы самой не краснеть от стыда, не мучиться оттого, что все знают о ее позоре. Но брат еще слишком мал! Уйти прямо завтра? Тхюи еще не знала толком, куда они пойдут, но решение уже было принято. Удастся ли ей подыскать работу, чтобы прокормить себя и брата? Сможет ли она обеспечить брата всем необходимым? Не навлечет ли она новые беды и новый позор на тетушку Зьеу, на односельчан? Она должна перебраться туда, где капитан Хюйен не сумеет ее отыскать. Тхюи подумала о Кхиете и тихонько позвала его, словно он мог откликнуться. «Вот видишь, Кхиет, выходит, что я не могу выполнить своего обещания!» Она снова до мельчайших подробностей вспомнила те дни, когда лежала в больнице, вспомнила, как Кхиет по утрам и вечерам сидел возле ее койки, как трогательно заботился о ней. Она обязательно возьмет с собой голубую зубную щетку и беленькую коробочку с туалетным мылом, которые он ей принес, и старые сандалии, что он отдавал в починку, — она возьмет все это с собой, как Ты — свою дудочку. Она никогда не расстанется с этими вещами, куда бы ее ни забросила судьба…

В магазине «Жаклин» всегда полно покупателей. Тхюи приходилось стоять за прилавком по десять часов в день. После утомительного рабочего дня она возвращалась к брату, домой — в чулан под лестницей, дверь которого выходила в кухню. В их каморке с очень низким потолком всегда было невыносимо жарко и душно. Все домочадцы мадам Жаклин и прислуга спускались в кухню по лестнице, под которой жила Тхюи с братом, по этой лестнице ходили в столовую. Этой же лестницей пользовались, если засорялись туалеты на верхних этажах. Но хуже всего было то, что в час-два ночи, когда измученная за день Тхюи вместе с братом засыпали тревожным сном, тишину нарушал тяжелый топот ног. Это возвращался с очередной вечеринки один из сыновей мадам Жаклин — либо старший, либо младший. Поднимаясь по лестнице, они обычно громко насвистывали или напевали какую-нибудь вьетнамскую или европейскую мелодию, так что просыпались не только Тхюи с братом, но и кухарка, которая спала в кухне за стеной. В душной каморке после прерванного сна было трудно снова заснуть. Хозяйка велела прислуге закрывать на ночь все двери и даже окна, забранные железными решетками, она боялась ночных грабителей, хотя крупных сумм в доме обычно не держала и хранила деньги в банке. Когда закрывали дверь в кухню, воздух проникал в каморку лишь через квадратное отверстие величиной с ладонь и Тхюи с братом буквально задыхались от духоты — о том, чтобы проветрить помещение, не могло быть и речи. И тем не менее хозяйка каждый месяц вычитала из зарплаты Тхюи сто донгов «за жилье»!

Эту сумму мадам Жаклин ежедневно давала старшему сыну на мелкие расходы — она считала ее вполне достаточной, если не швыряться деньгами. Младший сын получал немного меньше — этого вполне хватало на несколько чашек кофе, пирожные и сигареты… Однако старшему явно не хватало карманных денег, потому что его расходы, как он сам выражался, имели свою специфику, присущую «взрослому человеку»: одежда, канцелярские принадлежности, расходы на транспорт и тому подобное, — счета на все это с точным указанием сумм множились и росли. Иногда почтенный родитель Фата — так звали старшего сына — оставался в неведении относительно сумм, истраченных сыном. Иногда узнавал о них, но не придавал этому особого значения и лишь слегка журил сына: «Уж не думаешь ли ты, что я печатаю деньги? Погоди, на что ты ухитряешься тратить такие огромные суммы? Транжира! Вот тебе деньги и убирайся с глаз долой!» С этими словами почтенный родитель бросал Фату несколько пачек ассигнаций и исчезал, не вдаваясь в дальнейшие подробности. Фат торопливо рассовывал деньги по карманам, словно боясь, что родитель передумает, хотя такого никогда не случалось. Он провожал отца наглой ухмылкой и едва слышно шептал: «Ну погодите, почтенный папаша, вы еще узнаете меня. Через несколько лет я найду способ добывать деньги, чтобы не выклянчивать их у вас! И буду иметь в десятки раз больше тех жалких подачек, которые вы швыряли мне!» Похлопав по карманам, набитым ассигнациями, Фат сбегал вниз по лестнице, садился на свой мотороллер и исчезал.