Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Они искупались в открытом ими озерке и легли рядом на подернутый рябью песок. Хоуэл поглаживал Лиз по плечу. Теперь, когда отъезд стал делом решенным, они словно заново открывали для себя красоту Колумбии. Это был дикий, нетронутый, сказочный мир.

— Милая, знаешь, мне жалко уезжать отсюда, — признался Хоуэл.

— А мне — нет, — сказала Лиз.

Он усмехнулся:

— Пожалуй, мне тоже не жалко.

— Я вырвала себя с корнем, — добавила она. — Теперь не могу дождаться отъезда. Как ты думаешь, рейс не отменят?

— Не должны, ведь на нем полетят футбольная команда и ее хозяева.

— Да, ты прав. А что мы будем делать, когда вернемся домой?

— Возьмем отпуск и поедем в тихое место, — сказал он. — Туда, где люди ходят без оружия.

— В прохладное место, — сказала она. — Где идут дожди. Например, в Шотландию. Ты только представь себе; шотландский туман, пейзажи в пастельных томах… А после отпуска что мы будем делать?

— Ну, так далеко я еще не загадывал.

— Это не столь важно, правда? — сказала она. — Пока мы вместе. Ты останешься в «Благотворении»?

— Пока да, — сказал он. — Я обещал помочь Чарльзу, Ты ведь не против? Мы можем пожить месяц-другой в Лондоне.

— Как хочешь, дорогой, — сказала она. — Если надо, мы останемся в Лондоне.

Птица с ярким оперением, выпорхнув из чащи к воде, едва не задела их и снова с пронзительным криком исчезла среди деревьев.

— Скучное место, где не к чему приложить руки, — вот что мне сейчас нужно, — сказала она. — Во всяком случае, на неделю-две. А потом — какая разница?

— За последние шесть лет это моя двенадцатая заграничная поездка.

— А у меня, кажется, пятая.

— Понравится ли тебе другая жизнь? Не знаю, какая именно, но, во всяком случае, более оседлая.

— Посмотрим, — сказала она.

— Я думал о твоем чувстве причастности ко всему происходящему, — сказал он. — Я сам всегда страдал из-за него. После моего отъезда из Биафры я долго не мог освободиться от того, чем жил там. То же после Индии. Я все еще ношу в себе Индию и Биафру. Я понимаю, что это непрофессионально — бесконечно изводить себя проблемами, которые должны отойти в прошлое, проблемами, с которыми ты уже ничего не можешь поделать.

— Я хорошо тебя понимаю, милый. Мне все еще не дает покоя дамба, которую строили при мне на Сицилии. Мы чувствовали, что это и наше дело. А трудностей там хватало. Знаешь, компенсация за землю, мафия, другие вещи. Эта дамба была самым важным делом в моей жизни, и вдруг мне пришлось все оставить и мчаться в новое место. Я до сих пор думаю о тех людях, об их проблемах. Ведь это были и мои проблемы, и когда мне пришлось уйти от них, мне стало еще труднее, чем тогда, когда я пыталась их разрешить.

Говорят, что после ампутации ноги человек продолжает ощущать в ней боль. Это примерно то же самое. Ты меня понимаешь?

— Когда мы уедем, будет то же самое? — спросил Хоуэл.

— Да, наверно, милый, — сказала она, — и на этот раз. Но я все равно не захочу снова оказаться в Лос-Ремедиосе. Устала от перестрелок, от комендантского часа, от собак, которые бросаются на нищих.

— Ты уже собрала вещи? — спросил он.

— Мне практически и собирать-то нечего. Двух дней хватит. Как ты думаешь, Седрик тоже уедет?

— Это зависит от Чарльза. Мне кажется, в конце концов Седрик уедет.

— Дай-ка мне подумать, — сказала она. — Что еще я должна сделать? Не забыть бы съездить завтра в Сосиего. Ты меня не свозишь?

— Охотно. Когда тебе удобнее?

— Утром. Местный лавочник кое-что для меня припас. Обычно я езжу с Гомером Кингом, но на этот раз он не может.

— Это не тот лавочник, у которого питомник? — спросил Хоуэл.

— Тот самый. Он продает змей и детенышей ягуара. Гомер покупает у него бабочек, а я — индейские монеты для коллекции.

— Покажи мне как-нибудь твою коллекцию, — попросил Хоуэл. — Сколько времени займет дорога.

— Два часа на пашем ситроене, — сказала она. — Это прохладное живописное место. Мы устроим там пикник.

— Великолепно! — сказал он. — Так и сделаем.

А я до конца дня разберусь с работой. Чтобы завтра быть свободным.

— У тебя много работы?

— Я обещал Чарльзу написать отчет, — сказал он. — Больше я не могу тянуть. — Он нахмурился. — Я даже не знаю, с чего начать.

— Не будь к нам слишком суров, — сказала она. — Пожалуйста, дай мне потом прочитать.

Составление отчета заняло весь остаток дня, он был полон отчаяния. «Все бесполезно, — думал Хоуэл, — буквально все. Слава богу, что все средства уже израсходованы». Он вспомнил унитазы со сливными бачками, сваленные в груду возле безводной деревни в районе Кералы.