Норман Льюис: Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Картины жизни угнетенных слоев народа, как уже отмечалось, очерчены в романе пером профессионального этнографа, а социальные контрасты выявлены с принципиальной меткостью и лаконичной емкостью репортажа, при том что манере Н. Льюиса чуждо смакование сенсационных подробностей, «сырого» жизненного материала, рассчитанное на любителей острых ощущений. В результате на страницах книги четко, логично и художественно обоснованно выписан классический, хотя никоим образом не устаревший феномен существования двух наций внутри одной, а такое типическое по сути и распространенности латиноамериканское явление, как режим диктатуры, утрачивает под пером Н. Льюиса оттенок некоей роковой, сугубо континентальной предопределенности (или предрасположенности), теряет привкус национального проклятия и воспринимается как естественная форма государственного устройства, способная в местных условиях с наибольшим успехом обеспечить господство верхов над низами.

Советскому читателю, знакомому с далеко не однозначными, но впечатляющими в своем закоренелом коварстве фигурами «отцов парода» из ставших хрестоматийными латиноамериканских романов А. Роа Бастоса «Я, Верховный» (1974), А. Карпентьера «Превратности метода» (1974) и Г. Гарсиа Маркеса «Осень патриарха» (1975), образ потенциального диктатора генерала Лопеса в книге Н. Льюиса может показаться мелкомасштабным, а личность генерала — маловыразительной, не отвечающей представлениям о «железной руке». Но в том-то и парадокс, что Н. Льюис тем самым ненавязчиво дает понять читателю, что вопрос вовсе не в личности, а в том, что за ней стоит. Стоит же за ней, и в этом у читателя не остается никаких сомнений, машина подавления — армия и полиция, которые по логике вещей принимают сторону консерваторов, а уж в Латинской Америке, как многократно подтверждала история, диктатура — это квинтэссенция консерватизма, его абсолютное выражение. Диктатура же, что в полном соответствии с истиной доказывает Н. Льюис, намертво сращена с особо мерзкими институтами подавления — тайной полицией, охранкой и персональной диктаторской «опричниной».

Положительные черты Лопеса, как, впрочем, и отталкивающие, для Н. Льюиса не более чем объект иронии.

Философская невозмутимость и благожелательность генерала гротескно преломлены в либеральном мягкосердечии начальника тюрьмы, который редактирует поэтический журнал своих заключенных под названием «Возрождение». Генерал Лопес «уравновешен» в сюжете шефом тайной полиции Араной и его мастерами по пыточной части, а все вместе они уравнены в том, что судьбами страны и их собственными распоряжаются не они сами, но американские монополии, руководствующиеся одним соображением: получат ли они 49 % или 51 % акций национальных рудников. Эту зависимость формулирует на демагогическом языке официальных сообщений американский миссионер, одно из главных действующих лиц книги: «Даже Лопес не в силах остановить прогресс. Машина запущена, обратного хода нет. Затронуты интересы слишком многих людей».

Суждение подтверждено всем развитием интриги и ее развязкой, в которой не последнюю роль играют два американских вертолета — их экипаж забрасывает напалмовыми бомбами индейскую деревню, заживо сжигая всех ее жителей и повстанцев из перешедшего границу отряда. Бесподобной иронии исполнен диалог генерала и двух доверенных лиц американской монополии, именующих себя «геологом» и «инженером»:

— Двенадцать человек (численность отряда. — В. С. ) — ничто против целой страны.

— Не только против одной страны. Против свободного мира.

— Ах, да, я забыл про вертолеты. Конечно, и против свободного мира.

Проникновение американского капитала, обеспечившего по каналам ЦРУ необходимые генералу вертолеты, показано Н. Льюисом как сочетание политического и прямого военного вмешательства «свободного мира» во внутренние дела суверенного государства. Как дополняющая такое вмешательство форма духовного порабощения народа трактуется в романе работа американской миссии по обращению индейцев чоло в христианство. С этой сюжетной линией в творчестве Н. Льюиса вновь возникает тема «тихого американца». Напористого и делового миссионера Уильямса, носящего гротескное имя Грааль, трудно назвать «тихим», но суть здесь не в манере держаться, а в отталкивающе бесчеловечной при внешнем ее благолепии деятельности, цель которой — поставлять на рудники дешевую и идеологически обработанную рабочую силу — находится в полной гармонии со средствами: «Накопленный опыт подсказывает, что единственным средством убеждения сопротивляющихся является голод».