Луи де Берньер - Война и причиндалы дона Эммануэля

– Беда в том, – отвечал генерал, – что Фуэрте сам предоставил себе отпуск, а документы не заполнил. Никто не знает, надолго ли он уехал, куда и зачем. У меня нет явных доказательств его исчезновения!

Но все же бригадный генерал нервничал: в военных кругах поговаривали об исчезновениях старших офицеров, и на причины такого поворота событий тоже намекали. Понятное дело, бригадный генерал боялся, что исчезнет сам, начав расследование, и его подмывало списать все на дезертирство – тем более, по словам капитана Рохаса, Фуэрте уехал на своей ослице, переодевшись крестьянином. Бригадный генерал решил не делать ничего, только до возвращения Фуэрте принять на себя гражданскую власть.

Однажды утром капитан Рохас, весь красный и запыхавшийся, взбежал по лестнице, влетел в кабинет бригадного генерала, отдал честь и выпалил:

– Господин генерал, вернулась Мария, но без генерала!

– Мария? – переспросил генерал. – А кто это?

– Ослица генерала Фуэрте! – доложил капитан. – Я сам видел, как она пришла по чиригуанской дороге и направилась к себе в стойло.

– Ослица генерала Фуэрте, – задумчиво повторил бригадный генерал. – Весьма странно. Она здорова, не ранена?

– Так точно, – ответил капитан. – Только вся в пыли и явно беременна.

Генерал достал из стола бланк рапорта и тщательно его заполнил, расспросив капитана.

– Чиригуана – рассадник революции, – сказал он. – Думаю, можно с полной уверенностью предположить, что генерал Фуэрте погиб от рук террористов. Я доведу свои соображения до генерала Рамиреса и буду ждать его указаний. А пока, прошу вас, никому ни слова.

– Слушаюсь, господин генерал. А что делать с Марией?

Генерал недоуменно поднял брови.

– Позаботьтесь о ней, капитан.

Рохас отдал честь и вышел из кабинета. Мария лежала в стойле на боку, рядом на соломе – послед и четыре черных меховых комочка. Ослица поднялась на ноги и принялась вылизывать свое потомство. Капитан смотрел, и мозг военного отказывался верить тому, что воспринимали глаза и уши: поразительно крупные черные котята пищали, прося молока. Капитан осознал чрезвычайность ситуации: котятам до сосков Марии не дотянуться, ибо кошки сосут лежа, а ослицы кормят стоя. Радуясь, что перед ним наконец проблема, которая легко преодолевается быстрым решением и настойчивостью, капитан поспешил в лавку и вернулся с бутылочкой для младенцев. Стараясь не запачкать брюки, он аккуратно встал на колени и принялся опасливо доить Марию. Та фыркнула и его отпихнула. Капитан успокаивающе почмокал губами, поцокал языком, как, бывало, делал генерал Фуэрте, и Мария дала молоко. Скрупулезно разделив его по справедливости, Рохас покормил котят; его очаровали их закрытые глазки, беспомощность, хвостики-обрубыши, трогательное мяуканье и большие шелковистые уши. Совесть не позволяла ему оставить детенышей на попечение Марии, и он перенес в стойло свою походную кровать, чтобы кормить котят днем и ночью через каждые два часа. Забота о малышах так увлекла Рохаса, что конторские девушки, теперь носившие ему лимонный сок с чанкакой или документы на подпись в стойло, прозвали его «капитан Папагато [49]». Апатия и депрессия уступили место неземному покою в душе капитана; кошки подросли, стали размером с пуму, и он повсюду брал их с собой; они мягко ступали рядом, точно собаки. Резвясь и борясь друг с другом, они перевернули в квартире капитана Рохаса все вверх дном, а он заказал четырехспальную кровать, чтобы всем хватало места. Еще он подал прошение о смене фамилии на Папагато и впоследствии с гордостью носил имя, первоначально данное в насмешку. Капитан безгранично властвовал над девушками-секретаршами, поскольку те необъяснимо трепетали пред огромными желтоглазыми кошками, а других вальедупарских девушек зачаровывало таинственное взаимопонимание между ним и зверьми. Капитан Папагато распорядился приделать к громадной кровати еще одно спальное место; он был уверен, что никому на свете удача так не улыбалась.

Фигерасу повезло меньше; после трех месяцев лечения от обычной гонореи и барранкильского сифилиса его с бригадой вновь откомандировали на театр военных действий, уведомив, что ждут конкретных и впечатляющих результатов. Боязливо, гораздо неспешнее, чем требовали меры предосторожности в военной обстановке, колонна грузовиков двинулась к месту прошлых поражений и как можно неприметнее встала лагерем в саванне, в трех километрах от Чиригуаны. Фигерасу пришлось выслать дозоры, но те вернулись ни с чем, рассказав лишь, что население заходится в безудержном хохоте, а вся округа кишит кошками.