Борис Виан - Сколопендр и планктон

— Давайте его подождем.

Вскоре оркестр в полном составе переступил порог квартиры под аплодисменты огромной толпы своих почитателей.

— Нельзя играть в гостиной, если рояль — в библиотеке, — глубокомысленно заметил Абади, который явно не терял времени даром в Высшей Политехнической Школе.

— Ну-ка, ребята, перетащите сюда рояль, — обратился он к четырем досужим парням, которые зевали в углу до звона в ушах.

Горя желанием сделать полезное дело, они набросились на пьянунину, которая весила килограммов семьсот, ежели с пианистом.

Дверь оказалась очень узкой, и рояль заартачился.

— Повернитесь! — распорядился Антиох. — Боком влезет!

Во время этой операции рояль лишился всего лишь крышки, двух ножек да семнадцати кусочков инкрустации, восемь из которых удалось под конец вставить обратно.

Его уже почти дотащили до места, когда снова подошел Абади.

— Вообще-то лучше играть в библиотеке, — сказал он. — Там акустика больше соответствует, как выражаются у нас в Политехнической Школе.

Инструмент еще лежал на боку, но работы осталось раз плюнуть. Сломанные ножки заменили двумя стопками толстых книжек, заимствованных из дядиной библиотеки. Вся махина держалась крепко.

— Ну, ребята, теперь в самый раз, — сказал Клод. — Давайте настраивать инструменты.

— Пойдите сначала выпейте что-нибудь, — предложил Майор.

— Кто бы отказывался! — сказал Абади.

Пока его коллеги пили, взъерошенный Грюйе, пряча под стеклами очков похотливый взор, возобновлял знакомство со студенткой-медичкой, с которой когда-то уже имел дело. Нос у него подрагивал, ширинка вздыбилась.

Он уже катился по наклонной плоскости, когда его остановил голос Абади. Вскоре звуки оркестра приобрели стройность.

За какие-то десять минут Майор слил в их луженые глотки добрую сотню литров зажигательных смесей.

Известный романтик Петер Нья одним из первых присосался к этому неисчерпаемому источнику. После четырех полных стаканов первоклассного коньяка его развезло. Раздув ноздри, он заметался по залу, потом забрался за портьеру и наконец удобно устроился на балконе.

Абади играл пользовавшуюся большим успехом мелодию «На розах». Молодняк впал в экстаз. Их ноги двигались как вилообразные окарины, деревянные подошвы что есть мочи отбивали четырехдольный ритм. Этот ритм — душа негритянской музыки, как сказал бы Андре Керой, который разбирается в музыке, как таможенник Руссо — в истории. Глухое мычание тромбона, словно вырывавшееся из пасти возбудившегося быка, придавало движениям танцующих едва ли не сексуальный характер. Лобки остервенело терлись друг о друга, вероятно чтобы начисто стереть волосяной покров, ведь его так неудобно чесать, да и остатки пищи в нем застревают, а это нечистоплотно. Абади, само изящество, предводительствовавший этими людьми, каждые одиннадцать тактов издавал резкий писк, обозначая синкопу. Атмосфера особенно благоприятствовала бешеному ритму, и музыканты превзошли самих себя, чуть ли не уподобившись негритянским исполнителям самого последнего разбора. Одна тема следовала за другой, и они ничуть не походили друг на друга.

В дверь позвонили. Жандарм. Он пожаловался, что ему на голову уронили бронзовое кашпо весом в сорок два с гаком килограмма. Поспрошали народ, оказалось, что отличился Петер Нья, который как раз проснулся у себя на балконе.

— Возмугительно! — рявкал жандарм. — Кашпо эпохи Мин. Вандалы!

Из-за проломленного черепа ему было не до танцев, поэтому в гостях он задержался недолго. Ему поднесли коньяку, он вылакал его за милую душу, вытер усы и уже на лестнице упал замертво.

Клод играл теперь «Бигуди» Потчи Суинга — еще один старый хит. Понаблюдавши за этим, Майор налил себе две рюмки коньяка.

— Твое здоровье, Майор! — любезно сказал он, чокнулся одной 0 другую и выпил сначала вторую — из вежливости, потом первую. После чего решил пройтись по квартире и проверить, все ли в порядке.

В столовой он увидел на большом столе волосатый зад и узловатые ноги, которые терлись о другие — более нежные, безволосые и загорелые. («Гибель креолки» Рамбо Бине.) Было темновато, и он не понял, что же здесь происходит.

— Не раскрывайтесь! — учтиво промолвил он, видя, что девушка пытается высвободиться.

И тактично выскользнул обратно в коридор. Его наметанное ухо уловило, что с некоторых пор музыка звучала заметно тише. Не иначе как ушел Грюйе.

Один раз обжегшись, следующую дверь Майор открыл очень осторожно.