Избранные произведения писателей Дальнего Востока

После того как Иватакэ и его спутники прошли процедуру смазывания зеленкой, им удалось разыскать в самом начале коридора свободное местечко на полу, где они провели ночь, закутавшись в принесенные с собой одеяла. Они, видимо, никак не могли оправиться от потрясения и не чувствовали голода, хотя с самого утра у них не было во рту маковой росинки. Их одолевала мучительная жажда, но они решили терпеть, опасаясь заражения. Все трое молчали. Говорить не было сил...

На следующий день, седьмого августа, военных отделили от штатских и поместили в классные комнаты. Голова Иватакэ увеличилась вдвое. Теперь для того, чтобы видеть, ему приходилось размыкать веки пальцами. Его перенесли на носилках в восточное крыло здания, отведенное для тяжелораненых. Когда ему передали его обгоревшую гимнастерку, которую Миёси подкладывал под голову вместо подушки, оказалось, что из карманов исчезли блокнот, портсигар и небольшой бумажник для визитных карточек. С Миёси они уже никогда больше не встретились. Ито поместили в другой комнате. Впоследствии Иватакэ узнал, что Ито отыскала жена; благодаря ее неусыпному уходу он выжил и теперь в полном здравии продолжает заниматься частной практикой.

Иватакэ так описывает в дневнике свое самочувствие в тот день.

«В классной комнате, куда меня перенесли, не было ни одного врача-резервиста. Здесь помещались только тяжелораненые рядовые действительной службы. Все они были еще совсем молоды. Меня терзала нестерпимая жажда. Кости ныли так, словно их ломали каждую по отдельности. Меня знобило, лихорадило. Температура поднялась выше тридцати девяти. Глаза почти ослепли. Я мог только неподвижно лежать. Седьмого августа выдали тарелку жидкой овсяной каши. За два дня я справил малую нужду всего раз.

Пить воду категорически запрещалось, но я не выдержал: приподняв пальцем одно веко, прокрался к артезианскому колодцу и напился. У воды был металлический привкус, но она оживила меня. Во дворе стояло уже шесть палаток, но и они не могли вместить всех пострадавших. На краю площадки лежали в ряд тела умерших.

С наступлением ночи крики и стоны раненых усилились. Один из солдат, у которого была повреждена голова, выскочил из окна и отправился бродить по залитому водой рисовому полю. В течение ночи умерло около трети раненых в нашей комнате. Мертвых потихоньку клали на носилки и выносили наружу. Я настойчиво вдалбливал себе мысль, что ни в коем случае не должен умереть, ведь степень полученных мною ожогов не так уж велика.

Но откуда такое огромное количество жертв? Понять это было невозможно.

Сестра составила список раненых с указанием фамилии, звания, номера воинской части, домашнего адреса. Я попросил ее сообщить семье, что нахожусь в Хэсака, но она отказалась. Врача еще ни разу не было».

Утром восьмого августа неожиданно огласили приказ: пациентов слишком много, во временном пункте первой помощи обслужить их невозможно, поэтому часть пациентов переводится в отделение военного госпиталя в Сёбара. Пусть все, кто способен добраться до Сёбара поездом, своевременно заявят об этом.

Народу умирало много, но раненых прибывало еще больше. Только успевали убрать трупы, как поступала новая партия раненых. Классные комнаты и палатки во дворе были переполнены. Не хватало места даже в соседних крестьянских домах и сараях. Многих пострадавших размещали во дворах, под открытым небом. И начальная школа в Хэсака не являлась исключением. Во всех прилегающих к Хиросиме городах, поселках и деревнях школы приспосабливались под госпитали и, судя по всему, были переполнены. Возникла необходимость перебросить часть раненых в более отдаленные районы, чтобы в какой-то степени обеспечить их медицинской помощью и кровом.

— Слушайте срочное сообщение, — повторял санитар. — Каждый, кто хочет отправиться в Сёбара, пусть заявит об этом. Поднимите руку все, кто способен самостоятельно доехать поездом до Сёбара! От Хэсака до Сёбара поезд идет три часа.

— Кто хочет поехать в Сёбара? — вторила ему женщина из Лиги защиты родины. — Все, кто способен добраться поездом, поднимите, пожалуйста, руки. От Хэсака до Сёбара три часа езды.

Лежавший на спине Иватакэ приподнял кончиками пальцев опухшие верхние веки и уперся взглядом в потолок. Он ясно различал прожилки на потолочных досках и решил, что вполне способен без чьей-либо помощи добраться до станции. Сомкнув глаза, он поднял руку. Слабость была так велика, что кисть поникла, как перешибленная.