— Несерьезная ты, Цэрэндулам, — укорил ее Данзан. — Я хотел тебе помощь оказать. Знаю, человек такое горе перенес, а ты зубы скалишь. Разве ты не хочешь, чтобы твой бедный Данзан разделил твое горе?
Цэрэндулам прикусила язык, ей стало неловко. Только почему он сказал «твой бедный Данзан»? А тот продолжал:
— Что бы ни случилось, жить-то надо. И нечего себя мучить. Ты у нас грамотейка, единственная на всю округу среди женщин. Я тоже азбуке обучен, расписываться умею, печати ставить. И думаю, хорошо было бы нам жить с тобой вместе. Перебрались бы в сомонный центр, там меня ставят директором кооперативной лавки. Хорошая, скажу я тебе, должность. — Данзан бросил вилы и уселся рядом с молодой женщиной.
Его предложение глубоко оскорбило ее.
— Что же ты молчишь, Цэрэндулам? Скажи что-нибудь!
— Да ничего не скажу! Нечего говорить-то!
— Все еще своего Цаганху вспоминаешь или как?
— Вспоминаю.
— Вот незадача-то! — сокрушенно сказал Данзан. — Послушай, Цэрэндулам, — вдруг оживился он, — мы с тобой люди взрослые, кругом ни души...
Задыхаясь, он сжал ее в своих объятиях. Цэрэндулам вскочила на ноги.
— Убирайся вон! Негодяй! — закричала она, закрывая лицо руками.
— Смотри, Цэрэндулам, я обид не прощаю. Погоди, придет время, я отомщу тебе!
Стиснув зубы, он ускакал.
Через несколько дней Данзан привел в исполнение свою угрозу. Он приехал к Цэрэндулам и заявил:
— Твоя очередь служить истопником на сомонной уртонной станции [75] Уртонные станции — перегонные почтовые станции, расположенные на расстоянии одного уртона (20—30 км) одна от другой.
. Я много раз тебя прикрывал, больше такой возможности нет. И ребенок у тебя подрос, твои домашние за ним присмотрят.
Это был приказ.
Нет, она ни за что не будет ему кланяться, решила Цэрэндулам и, оставив мать и сына на попечение сестры и зятя, уехала в сомонный центр на работу.
Сомонная уртонная станция состояла из старенького деревянного домика, большой юрты, где останавливались приезжие, навеса для дров да двора с разбитыми воротами. В доме было две комнаты. В одной из них находилась контора начальника станции Намжил-гуая, в другой жили два посыльных, совсем еще подростки. Изба эта много лет топилась по-черному, и поэтому стены в комнатах были черные. На узких окошках лежала грязь в палец толщиной. Цэрэндулам много дней потратила на то, чтобы хоть немного привести в порядок дом. Подмазала глиной и побелила печку. Оклеила стены газетами. Вымыла окна и пол горячей водой. В доме сразу стало светлее. Словно туда внезапно заглянуло солнце. Потом она раздобыла узкие койки, предназначавшиеся прежде для школьного интерната. Принесла со склада сукно, отстирала его и сделала покрывала. Постепенно ее стараниями в доме появились колченогий стол и стулья, умывальник, посуда. Словом, станция приобрела обжитой вид бедного, но чистенького аила.
От постояльцев не было отбоя. Они появлялись на станции в любое время суток. Иногда за ночь приходилось подниматься по нескольку раз. У Цэрэндулам минуты свободной не было: она пилила и колола дрова, носила воду, чистила и убирала в доме и юрте, готовила еду, мыла посуду. Тысячи обязанностей занимали все ее время. Иногда ей некогда было как следует косы заплести.
Подростки-посыльные скоро привязались к Цэрэндулам и полюбили, как старшую сестру. И хотя это были всего-навсего мальчишки, но на их помощь она смело могла рассчитывать. Начальник станции Намжил тоже был неплохим человеком, но не без изъяна — любил приложиться к чарке. Поэтому на станции он появлялся редко — пощелкает в своей комнате на счетах, сделает записи в книгах, и был таков.
Проезжий люд попадался разный — разговорчивые и замкнутые, простые в обращении и высокомерные — словом, Цэрэндулам насмотрелась всего. Невольно думалось — как беспокойна государственная служба, как вообще беспокойна вся жизнь. По ночам под свист и завывание пурги она вспоминала сына, и сон отлетал прочь. Иногда воспоминания казались ей сном. О будущем она тоже думала, но решить что-нибудь определенное не могла. Порой ей казалось, что лучше всего покинуть места, где она пережила большое горе, и, когда кончится срок ее службы на станции, уехать в аймачный центр.
Жизнь словно поманила ее сперва всеми своими красотами, а потом так жестоко обманула. И Цэрэндулам казалось бессмысленным оставаться на старом месте. Но, строя самые разные планы насчет будущего, она то и дело возвращалась мыслями к сыну. Если взять его с собой в город, что она будет делать там с ним одна? Оставить дома? Невозможно. Нельзя же бросить ребенка на старую мать, та и сама едва ходит. От проезжих она наслышалась, какие возможности открываются в городе для человека, умеющего дубить кожи. Говорили, что можно легко найти работу на промкомбинате или в артели. Кроме того, можно выучиться печатать на машинке или стать санитаркой в больнице.
Читать дальше