ШАНЬ СА - ЧЕТЫРЕ ЖИЗНИ ИВЫ

Наутро мной овладевал страх, и я молил Небо, чтобы Ива больше не приходила и забыла меня. Осень близилась к концу, зима готовилась вступить в свои права. День серым пологом опускался на землю, усиливая мою тревогу. Мне казалось, что внешний мир населён чудовищами: как выживает в нём Ива? Часто я по многу дней ничего от неё не получал и, обезумев от беспокойства, готов был совершить побег, чтобы проверить, всё ли в порядке. Но потом у стены появлялся очередной свёрток, и я понимал, что Ива ещё жива.

Она получила ещё одно свидание со мной. Её одежда воняла, глаза на исхудавшем лице казались огромными. Я взял её руки в свои и стал умолять вернуться в Пекин, к родителям.

Она покачала головой.

— Жди меня в Пекине! — воскликнул я и осёкся, ужаснувшись собственному признанию.

Ива рассмеялась.

Всё это время она выживала в одиночку, ожесточилась и выглядела куда более сильной, чем прежде. Её глаза сверкали весело и насмешливо.

Прощаясь, она вложила мне в ладонь цветок хризантемы, которую пронесла в тюрьму, приколов её к волосам.

Назавтра, на вечерней прогулке, я ходил по двору, опустив глаза, и вспоминал эту сцену, как вдруг раздался окрик охранника:

— Стой, кто идёт? Не двигаться!

Я резко обернулся и увидел летящий через стену свёрток. Раздались выстрелы.

Охранник попытался меня задержать, но я оттолкнул его и кинулся к стене. Другие заключённые последовали за мной. В общем шуме я сумел разобрать слова:

— Забери тело. Она мертва.

Кем была Ива? Она летучей звездой осветила сумрак моей жизни. Куда она ушла? Где мне искать её?

Я упал на землю. Сокамерник-профессор показал мне содержимое свёртка.

— Цыплёнок… — сказал он и заплакал.

В квартире зазвонил телефон. Трубку никто не снял, но звонивший не сдавался.

— Да, матушка, — запыхавшимся голосом ответила Ацзин. — Нет, матушка, я не могу сейчас разговаривать. Я уезжаю. Лечу в Гонконг, на Международный косметический салон, буду представлять там мои новые духи… Я позвоню вам завтра утром.

Прижав трубку щекой к плечу, Ацзин вернулась в гостиную и закончила собирать вещи.

Матушка была глуховата и часто звонила в самый неподходящий момент.

— Мне правда некогда, матушка. Поговорим завтра утром! Вовсе нет, я всегда звоню, как только выдаётся свободная минутка. Нет, матушка, я ему не звонила. Прошу вас, перестаньте понапрасну беспокоиться. Не нужно меня ни с кем знакомить! Мне нравится быть одной, и я не имею ни малейшего желания выходить замуж…

От возмущения матушка ненадолго лишилась дара речи, Ацзин воспользовалась этим, попрощалась и повесила трубку.

Она отнесла чемодан к входной двери и вернулась в комнату, чтобы поставить телефон на базу. Из окна её квартиры на двадцатом этаже Пекин напоминал гигантскую, сверкающую разноцветными огнями мозаику с парящими в туманной дымке небоскрёбами и густым переплетением широких проспектов.

Ацзин на мгновение замерла, собираясь с духом, как солдат перед боем, и пошла к выходу.

В такси на неё навалилась усталость. Она спала всего пять часов и теперь, в конце тяжёлого, душно-жаркого дня, окончательно лишилась сил. Из сонного забытья её вывел звонок мобильного телефона.

— Прекрасная новость, Чжанхуань! — Ацзин довольно улыбнулась. Её продукция успешно завоёвывала сингапурский рынок. — Ты отлично поработала, я согласна. Пусть подготовит договор и перешлёт его факсом в гостиницу. И попроси Аврору срочно починить мой компьютер. Спасибо, дорогая.

Она сделала несколько деловых звонков, потом завибрировал второй сотовый. На экране высветился номер, и Ацзин улыбнулась.

— Добрый вечер… Я? Совершенно вымоталась… Мы работали допоздна. Нет, не могу. Буду в Гонконге. Перезвоню завтра, ровно в одиннадцать…

Они познакомились в адвокатской конторе её лучшего друга, где он проходил практику. Ему было двадцать четыре, Ацзин — двадцать восемь, и она испытывала к нему почти материнскую нежность. Его наивность забавляла её. Он всё ещё витал в мире романтических иллюзий, напоминая Ацзин о счастливых студенческих годах.

Он вдруг всхлипнул, принялся сетовать, что они слишком редко видятся. Может, она завела другого любовника? Он скучает. Он так её любит.

Ацзин отвела руку с телефоном от уха. Долгие излияния чувств вызывали у неё раздражение. Она терпеть не могла тех, кто полагал, будто имеет на неё какие-то права. Страсть — игра, а любовь — редкостное чудо. Разве возможно влюбиться через три недели после знакомства? Ацзин в такое не верила. Всегда занято лишь непостоянное сердце. Ацзин взяла за принцип никогда и ни перед кем не выказывать слабости и потому презирала подобные жеманные стенания.