Андрей Бычков - Дипендра

– Тебе придется поспешить, – вкрадчиво улыбаясь, сказала она, – у тебя осталось не так много времени.

Я поднялся и шагнул ей навстречу.

– Лиза, что с тобой? Что это все значит? Что происходит?

Я взял ее за плечи. Она продолжала все также странно, холодно, отчужденно и даже как-то зловеще улыбаться. И я вдруг понял, что она не узнает меня.

– Это же я, Вик… Слышишь, это я, Вик!

Что-то прежнее мелькнуло было в ее взгляде, словно бы она попыталась что-то вспомнить, узнать меня, но тут же исчезло. И вновь, с новой силой меня позвала все та же завораживающая отчужденная пустота, за которой теперь, я почувствовал, светился какой-то холодный темный голод, какая-то странная ненависть, да именно ненависть, какое-то безжалостное, жестокое желание.

Я закричал и стал трясти ее за плечи:

– Я Вик! Вик! Слышишь – Вик!

Она попыталась притянуть меня к себе, посадить на кровать. Рука ее скользнула по моему животу вниз.

– Да, да, Вик, скорее.

И вдруг она захохотала, нечеловечески как-то, как какая-то мерзкая ночная тварь, как какая-то подлая гиена. Кровь застыла у меня в жилах. Я весь оледенел. И вдруг понял, что она безумна. Отвращение охватило меня. Я хотел оттолкнуть ее, но почему-то не было сил. И какое-то другое желание уже овладевало мной. Желание не взять, а отдаться. Отдаться ей, чтобы она делала со мной, что захочет, каким бы мучительным не было это мое последнее наслаждение.

– Лиза…

Какая-то странная слабость, словно бы я уже не человек. Меня убивало то, что должно было спасти, ободрить. Я не выдержал. Не знаю, что это было. Мир рушился, мир… Я повалился на кровать, лицом в подушку, и заплакал. Она наклонилась над моей спиной, взяла за воротник, закинув руку, стала быстро стаскивать с меня робу. Я уже словно бы проваливался в какой-то темный люк, падал в какую-то нескончаемую завинчивающуюся бездну. Она коснулась моей обнаженной шеи пальцами. Я вздрогнул, ощущая это касание, впуская его в себя, как яд. Она нежно повела дальше, вдоль позвонков. Желание, я почувствовал нестерпимое желание. В этой безвольной слабости, охватившей меня, я хотел теперь только одного. Просто как животное. И ничего больше. Да, на спине, широко раскинув руки и ноги, уйдя в это и только в это. Как она будет меня ебать. Только это, обнажающее и обнажающее, натягивающее и натягивающее, саднящее и саднящее, срывающее до конца… Я поднял голову. В изголовье кровати передо мной блестела другая икона. Это был акт. Кали и Шива. Длинный лингам бога был несколько раз обернут вокруг его шеи и лишь потом входил в йони богини, выходя через ее рот… Что-то отчаянное заставило меня подняться. Я обернулся. Рот Лизы был приоткрыт. Вся она уже трепетала от мучительного нетерпения. Глаза ее были жарко пусты: «Смерть… Я твоя сладкая мучительная смерть». Из последних сил я все же отвел свой взгляд. В каменной лампаде горело масло. Блики огня неравномерно освещали стены, словно бы заставляя их двигаться. Лиза замерла надо мной, как хищная готовая вот-вот броситься птица. Вдруг я подумал: «Так вот, что значит бог». И с силой оттолкнул ее с себя. Я снова глянул на иконку и глухо приказал:

– Садись.

Она покорно села. Я встал над ней. Теперь она смотрела снизу вверх. И это был уже совсем другой взгляд. Она словно бы почувствовала эту мою вдруг ниоткуда взявшуюся власть. Теперь она смотрела на меня, как сука, как покорная своему хозяину собака. Я усмехнулся и, взяв в правую руку свой напрягшийся лингам, тем же глухим и властным голосом приказал:

– В рот.

И она взяла. Она взяла в рот. Смерть взяла в рот. Я медленно опустил руки на ее голову. Теперь я был ее повелитель. Я был повелитель своей смерти. Закрыл глаза, чувствуя легкое и быстрое движение ее язычка… Огромная радость, поднимаясь, охватывала все мое существо. Как будто во мне разворачивался и разворачивался гигантский легкий парус, напрягаясь и напрягаясь под невидимым ветром. Да, раздувание легкого и вечного … Напряжение тончайшего и нетленного … Огромная пустота, исполняемая божественным наслаждением смерти, летящая и расширяющаяся радость, звенящая, готовая вот-вот… вот-вот уже разбиться вдребезги в своем последнем царственном удовольствии. Я мучительно замер. Образ все с той же иконы в изголовье вдруг настиг меня.

«Бог кончает в йони».

Я открыл глаза. Холодный змеиный скользящий внутрь меня взгляд этих ее близоруких глаз. Глаз Кали, но не Лизы… Но я же люблю Лизу! Я вдруг словно бы проснулся и понял, что я не хочу быть богом и даже если мне суждено умирать, я хочу умереть как человек. И я хочу, чтобы сейчас со мной была не моя смерть, а Лиза. Лиза, которую я так люблю… Я вдруг с силой сжал ей голову. И выкрикнул сверху вниз в ее глаза, во все ее затуманенное, завороженное какими-то мрачными силами существо: