Бертон Уол - Высшее общество

– Действительно, торохая, – сказала Карлотта, положив доверительно свою руку на ее, – он совершенно прав. Всехта можно научиться чему-нибудь у профессионалов. – И она сладко улыбнулась Ходдингу. Хотя улыбка у нее вышла совершенно естественно, на Ходдинга она произвела совершенно неестественное впечатление. Он отшатнулся и заморгал, как будто кто-то запустил в него кремовым тортом.

Сибил поняла, или скорее почуяла (слишком мало было у нее времени, чтобы что-либо понять), почуяла ясно и безошибочно, как Ходдинг проводил время, когда был в Нью-Йорке. Она обняла Карлотту, чтобы скрыть усмешку на устах, на самом же деле скрывая внутри гомерический хохот, и сказала:

– Я ни за что не упущу такой шанс.

Все собрались ехать, кроме Карлотты, которая внезапно обнаружила, что порвала чулок, и настояла на том, чтобы отправлялись без нее. Она присоединится к ним позже. В более или менее приподнятом настроении (за исключением Ходдинга, все еще напряженного) компания забралась в один из «Роллс-ройсов» Хеннесси.

Как только все покинули отель, Карлотта поднялась к себе в номер, чтобы переодеться. Переодевание выглядело со стороны более чем странно. Она набросила старый, слегка вылинявший балахон с пятном на боку, скрыть которое не могла даже пышная бархатная роза. Ее туфли не совсем (точнее, совсем) не сочетались с платьем и были сношены до дыр. Она наложила грим гораздо более толстым слоем, чем обычно, и попудрилась дешевой вонючей пудрой. Затем она осмотрела себя критически в зеркале. Этот дешевый поясок сойдет. Она надела его кое-как, не пытаясь обозначить талию. В довершение туалета она вынула из чемодана потрепанную сумку, заполнила ее всяким жалким скарбом, в том числе и горстью грязных франков.

Судя по взглядам встречавшихся на ее пути через холл людей, маскарад удался. Они провожали ее взглядами и продолжали свой путь. Все они чувствовали некоторую вину за то, что они сделали с этой женщиной, которую никто из них вроде бы не встречал (и все-таки встречал) раньше.

Карлотта, улыбаясь про себя, шла разболтанной походкой по направлению к нижним этажам гостиницы. Она немного помедлила, а затем зашла в дамский туалет и осмотрелась. В углу сидела старая женщина и читала потрепанную книжку Агаты Кристи. Услышав звук открывающейся двери, она подняла от романа голову и автоматически пробормотала «Soir, Madame». [25]Когда она улыбнулась, на ее щеках появились ямочки, совсем как у Карлотты.

– Мама, дорогая, – сказала Карлотта по-венгерски, – как ты поживаешь? – Она обняла ее и поцеловала в щеку.

Затем они уселись, чтобы немного всплакнуть и посплетничать – ведь они не виделись целых шесть месяцев. Старуха прекрасно знала, что ее дочь так переоделась специально для этого визита – это был один из театральных приемов, которым она учила Карлотту еще девочкой. Она, естественно, понимала, что дела у Карлотты идут лучше, чем это можно было бы предположить по ее одежде, но насколько лучше? Она одобрительно улыбнулась и потрепала ее по щеке.

С другой стороны, хотя Карлотта собиралась дать своей матери только несколько тысяч франков (и всего-то), не ее вина была в том, что мать работала смотрительницей туалета в «Георге V». Много раз в прошлом она пыталась вытащить ее на свет божий. Но все было тщетно. Тщетность (подходящее слово) ее усилий имела ту причину, что красота матери увяла в сорок лет, и она предпочитала не показываться на людях. Да, она вела уединенный, но не одинокий образ жизни. Она занимала прекрасные позиции, чтобы слышать сплетни, наблюдать за постояльцами. Она знала, какие шлюхи высшего света пользуются спросом, а какие нет. Она знала, чья подружка забеременела, и чья жена завела любовника. Немалым из этой ценной информации она охотно делилась с Карлоттой, которая в свой черед аккуратно и щедро платила ей той же монетой.

– Ты, – сказала мать, беря Карлотту за руку, – не замужем, даже не помолвлена. – Она покачала головой.

– Нет, сейчас нет, – ответила Карлотта, – но я сейчас кое с кем работаю. – Старуха быстро осмотрела руки своей дочери и приободрилась. Несмотря на то, что Карлотта предусмотрительно удалила лак со своих ногтей, старая женщина увидела, что ее руки оставались нежными и холеными. На них не было пятен никотина, никаких следов запущенности, никаких проявлений болезни, ничто не указывало на угрозу бедности.

– Он еще мальчик, – заметила Карлотта, – и очень глуп. Я думаю, что если бы у него хватило смелости, он предпочел бы стать педерастом. – Старуха передернула плечами, как будто хотела сказать, что это последнее, на что бы она обратила внимание.