Чимаманда Адичи - Американха

Весь пол устилали газеты, объявления о вакансиях обведены чернильными кружками. Ифемелу подобрала газету, полистала, ища объявление, которое уже видела. «ЭСКОРТ» вновь зацепили ее взгляд. Гиника говорила:

— Выбрось из головы этот эскорт. Говорят, это не проституция, но это она, а хуже всего, что получаешь ты хорошо если четверть заработанного, потому что остальное забирает агентство. Я знаю одну девушку, она этим занималась на первом курсе.

Ифемелу прочитала объявление и еще раз подумала, не позвонить ли, но не позвонила: понадеялась, что последнее собеседование, на которое сходила, — на официантку в маленьком ресторане, где зарплату не платили, только чаевые, — принесет удачу. Они сказали, что если работа достанется ей, то перезвонят в конце дня; она прождала допоздна, но ей так и не позвонили.

И тут пес Элены съел ее бекон. Ифемелу разогрела кусок бекона на бумажном полотенце, положила его на стол и отвернулась открыть холодильник. Пес проглотил и бекон, и бумажное полотенце. Ифемелу уставилась на пустое место, где только что был бекон, затем — на пса, тот самодовольно щерился, и вся досада ее жизни вскипела в ней. Пес съел ее бекон, пес съел ее бекон, а она при этом безработная.

— Твоя собака съела мой бекон, — сказала она Элене, резавшей себе банан на другом конце кухни, куски фрукта падали в плошку с сухим завтраком.

— Ты просто не выносишь моего пса.

— Воспитывать надо лучше. Нечего есть чужую еду со стола.

— Ты уж не убивай мою собаку каким-нибудь вуду.

— Что?

— Шучу! — Элена ухмылялась, ее пес вилял хвостом, а Ифемелу ощутила у себя в венах кислоту; двинулась на Элену, замахнувшись, готовая взорваться прямо Элене в лицо, но, содрогнувшись, поймала себя, замерла, развернулась и ушла наверх. Села на кровать, прижала колени к груди, потрясенная собственным поведением — до чего быстро вскинулась в ней ярость.

Внизу Элена вопила в трубку:

— Богом клянусь, эта сучка попыталась меня ударить только что!

Ифемелу желала врезать своей бесстыжей соседке не оттого, что слюнявая псина сожрала ее бекон, а потому что воевала со всем белым светом и каждое утро просыпалась, словно избитая, воображала орды безликих людей, и все — против нее. Ее это устрашало — невозможность вообразить себе завтрашний день. Когда родители звонили и оставляли сообщения, она сохраняла их, не уверенная, не в последний ли раз слышит их голоса. Быть здесь, жить за рубежом, не знать, когда вновь поедешь домой, — все равно что смотреть, как любовь превращается в тревогу. Когда Ифемелу набирала номер маминой подруги, тети Бунми, и телефон все звонил и звонил безответно, Ифемелу пугалась — тревожилась, что папа умер, а тетя Бунми не знает, как об этом сообщить.

Позже постучала Эллисон.

— Ифемелу? Хотела напомнить, что твой чек за уплату аренды все еще не на столе. Мы уже очень отстаем.

— Знаю. Пишу. — Она лежала на кровати навзничь. Быть соседкой с арендными неувязками ей не хотелось. Ее бесило, что Гиника на прошлой неделе завезла ей продукты. Ей слышно было, как Джеки говорит внизу на повышенных тонах:

— А нам-то что делать? Мы ей, бля, не родители.

Ифемелу вытащила чековую книжку. Прежде чем выписать чек, она позвонила тете Уджу — поговорить с Дике. А затем, освеженная его невинностью, она позвонила в Ардмор тренеру по теннису.

— Когда можно начать работать? — спросила она.

— Хотите — приезжайте прямо сейчас.

— Хорошо, — сказала она.

Выбрила подмышки, выкопала губную помаду, какую не носила с того дня, как уехала из Лагоса, а там почти всю ее размазала в аэропорту Обинзе по щеке. Что произойдет у них с тренером по теннису? Он сказал «массаж», но его повадки, голос сочились намеками. Может, он из тех белых, про которых она читала, со странными пристрастиями — такие хотят, чтобы женщины водили перышками им по спине или мочились на них. Это она запросто — мочиться на мужчину за сто долларов. Мысль развеселила Ифемелу, и она кривовато улыбнулась. Что бы ни случилось, она возьмется за это, выглядя отменно, она покажет ему, что есть границы, которые она переступать не станет. Она скажет, с ходу: «Если ждете секса, я вам не помощник». Или, вероятно, скажет деликатнее, обиняками: «Заходить слишком далеко — не по мне». А может, она себе навоображала чересчур, — вероятно, тренер только массаж и хочет.

Когда она прибыла к нему в дом, он повел себя бесцеремонно.

— Подымайтесь, — сказал он и повел к себе в спальню, где не было ничего, за исключением кровати и громадной картины с банкой томатного супа на стене. Предложил ей что-нибудь выпить, мимоходом, словно зная заранее, что она откажется, а затем стянул с себя рубашку и лег на постель. Без предисловий? Ифемелу пожалела, что он не действует чуть помедленнее. Слов у нее не нашлось.