Чимаманда Адичи - Американха

Смеху прибавилось, Мвомбеки и сам хохотал громко, будто впервые слышит собственные шутки.

Позже, после собрания, Ифемелу подумала о Дике — куда он подастся в колледже, в ААС или в СЧС, и кем его сочтут — американо-африканцем или афроамериканцем. Ему предстоит выбирать, кем быть, — или же скорее за него выберут, кто он есть.

Ифемелу считала, что собеседование в ресторане, где работала Дороти, прошло гладко. Вакансия администратора в зале: Ифемелу облачилась в нарядную блузку, улыбалась радушно, руки жала крепко. Управляющая — хохотушка, переполненная с виду неуправляемым счастьем, — сказала ей:

— Великолепно! Чудесно поговорили! Я с вами вскоре свяжусь! — И потому, когда в тот вечер зазвонил телефон, Ифемелу схватила трубку, надеясь, что это приглашение на работу.

— Ифем, кеду ? — сказала тетя Уджу.

Тетя Уджу звонила, чтобы спросить, нашла ли Ифемелу работу, слишком часто.

— Тетя, я тебе первой позвоню, когда найду, — сказала Ифемелу в последнем разговоре, вчера, и вот тетя Уджу звонит опять.

— Нормально, — сказала Ифемелу и уже собралась добавить: «Пока ничего не нашла», как тетя Уджу продолжила:

— С Дике случилось нехорошее.

— Что? — переспросила Ифемелу.

— Мисс Браун сказала мне, что видела его в чулане с девочкой. Девочка — третьеклассница. Судя по всему, они друг другу причинные места показывали.

Возникла пауза.

— И все? — уточнила Ифемелу.

— В каком смысле — «и все»? Ему еще семи лет нету! Это еще что такое? Я ради этого в Америку ехала, что ли?

— Мы, кстати, читали об этом на занятиях недавно. Нормально это. Детям с раннего возраста любопытно всякое такое, но они толком ничего не понимают.

— Нормально, ква ? Вовсе это не нормально.

— Тетя, мы все в детстве были любопытные.

— Но не в семь же лет! Туфиаква! [105] Боже сохрани ( игбо ). Где он такого понабрался? Это все детсад, куда он ходит. Как Альма ушла и он начал у мисс Браун, он изменился. Ох уж эти дети без воспитания, он от них всякую дрянь цепляет. Я решила переехать в Массачусетс в конце этого семестра.

— А, а!

— Закончу ординатуру там, Дике пойдет в школу получше — и к нянькам получше. Бартоломью переезжает из Бостона в маленький город, Уоррингтон, свое дело затеет, для нас обоих новое начало. Там младшая школа очень хорошая. И местному врачу напарник нужен, у него практика расширяется. Я с ним поговорила, он заинтересован в моем приезде, когда я тут все закончу.

— Ты уезжаешь из Нью-Йорка в Массачусетс жить в деревне? Разве можно вот так ординатуру бросать?

— Конечно. У меня подруга есть, Ольга, она из России. Тоже уезжает, но ей придется год по второму разу пройти, по новой программе. Хочет в дерматологию, а большинство наших пациентов черные, и она сказала, что кожные болезни выглядят на черной коже иначе, она уверена, что не будет вести практику в черных районах, и потому хочет переехать туда, где пациенты белые. Я ее не виню. Что верно, то верно: моя программа — выше уровнем, но иногда возможность устроиться лучше в городах помельче. Кроме того, я не хочу, чтобы Бартоломью решил, будто у меня несерьезные намерения. Я не молодею. Хочу уже попробовать.

— Ты и впрямь за него замуж собралась.

Тетя Уджу отозвалась с деланым отчаянием:

— Ифем, мне казалось, мы уже эту стадию миновали. Когда я перееду, сходим в суд и поженимся, чтобы он мог выступать законным родителем Дике.

Ифемелу услышала «пип-пип» входящего звонка.

— Тетя, я тебе перезвоню, — сказала она и переключилась на другую линию, не дожидаясь ответа тети Уджу. Звонила управляющая из ресторана.

— Увы, Нгози, — сказала она, — мы решили нанять более квалифицированного человека. Удачи!

Ифемелу положила телефон и подумала о маме — как часто она винила дьявола. «Дьявол — лжец. Дьявол желает строить нам препоны». Ифемелу уставилась на телефонный аппарат, перевела взгляд на счета на столе, и грудь ей сдавило — туго, удушливо.

Мужчина оказался низеньким, тело — комок мышц, волосы редеющие, выбеленные солнцем. Открыв дверь, он оглядел ее с головы до пят, безжалостно смерил взглядом, а затем улыбнулся и произнес:

— Заходите. Кабинет у меня в подвале. — У Ифемелу побежали мурашки, сделалось неуютно. Было в этом тонкогубом лице нечто испорченное — вид человека, не чуждого корысти. — Я не на шутку занятой малый, — сказал он, жестом приглашая ее присесть на стул посреди тесного кабинета, слегка попахивавшего сыростью.