Александр Покровский - 72 метра. Книга прозы

За десять часов в Ленинграде Коля успел: встретить незнакомую девушку, совершить с ней массу интересных дел и вылететь обратно в Мурманск. Отсутствовал он, в общей сложности, двадцать часов.

– Где вы были, я вас спрашиваю?!

– КТО? Я?

– Да, сука, вы! Вы, кларнет вам в жопу! Где вы были?

– Я был в отсеке.

Комдив чуть не захлебнулся.

– В отсеке?! В отсеке?! Где вы были?!!!

Я ушел из каюты, чтоб не слышать эти вопли Венского леса.

Закончился опрос жалоб и заявлений, но личный состав, разведенный по категориям, остался в строю.

– Приступить к опросу функциональных обязанностей, знаний статей устава, осмотру формы одежды! – прокаркал начальник штаба.

Огромный нос начальника штаба был главным виновником его клички, известной всем от адмирала до рассыльного, – Долгоносик.

Шел инспекторский строевой смотр. К нему долго готовились и тренировались: десятки раз разводили экипажи подводных лодок под барабан и строили их по категориям: то есть в одну шеренгу – командиры, в другую – замы со старпомами, потом – старшие офицеры, а затем уже – мелочь россыпью.

В шеренге старших офицеров стоял огромный капитан второго ранга, командир БЧ-5 по кличке «Ботик Петра Первого», старый, как дерьмо мамонта – на флоте так долго не живут. Он весь растрескался, как такыр, от времени и невзгод. В строю он мирно дремал, нагретый с загривка мазками весеннего солнца; кожа на лице у него задубела, как на ногах у слона. Он видел все. Он не имел ни жалоб, ни заявлений и не помнил, с какого конца начинаются его функциональные обязанности.

Перед ним остановился проверяющий из Москвы, отглаженный и свежий капитан третьего ранга (два выходных в неделю), служащий центрального аппарата, или, как их еще зовут на флоте, «подшакальник».

«Служащий» сделал строевую стойку и…

– Товарищ капитан второго ранга, доложите мне… – проверяющий порылся в узелках своей памяти, нашел нужный и просветлел ответственностью: —…текст присяги!

Произошел толчок, похожий на щелчок выключателя; веки у Ботика дрогнули, поползли в разные стороны, открылся один глаз, посмотрел на мир, за ним другой. Изображение проверяющего замутнело, качнулось и начало кристаллизоваться. И он его увидел и услышал. Внутри у Ботика что-то вспучилось, лопнуло, возмутилось. Он открыл рот и…

– Пошшшел ты… – и в нескольких следующих буквах Ботик обозначил проверяющему направление движения. Ежесекундно на флоте несколько тысяч глоток произносят это направление.

– Что?! – не понял проверяющий из Москвы (два выходных в неделю).

– Пошел ты… – специально для него повторил Ботик Петра Первого и закрыл глаза. Хорош! На сегодня он решил их больше не открывать.

Младший проверяющий бросился на розыски старшего проверяющего из Москвы.

– А вот там… а вот он… – взбалмошно и жалобно доносилось где-то с краю.

– Кто?! – слышался старший проверяющий. – Где?!

И вот они стоят вдвоем у Ботика Петра Первого.

Старшему проверяющему достаточно было только взглянуть, чтобы все понять. Он умел ценить вечность. Ботик откупорил глаза – в них была пропасть серой влаги.

– Куда он тебя послал? – хрипло наклонился старший к младшему, не отрываясь от Ботика.

Младший почтительно потянулся к уху начальства.

– М-да-а? – недоверчиво протянул старший и спокойно заметил: – Ну и иди куда послали. Спрашиваешь всякую… – и тут старший проверяющий позволил себе выражение, несомненно относящееся к животному миру нашей родной планеты.

– Закончить опрос функциональных обязанностей! – протяжно продолгоносил начальник штаба. – Приступить к строевым приемам на месте и в движении!

Офицер свихнуться не может. Он просто не должен свихнуться. По идее – не должен.

Бывают, правда, отдельные случаи. Помню, был такой офицер, который на эсминце «Грозный» исполнял кроме трех должностей одновременно еще и должность помощника командира.

Его год не спускали на берег. Сначала он просился, как собака под дверью: все ходил, скулил все, а потом затих в углу и сошел с ума.

Его сняли с борта, поместили в госпиталь, потом еще куда-то, а потом уволили по-тихому в запас.

Говорят, когда он шел с корабля, он смеялся как ребенок. Бывает, конечно, у нас такое, но чаще всего офицер, если окружающим что-то начинает казаться, все же дурочку валяет – это ему в запас уйти хочется, офицеру, вот он и лепит горбатого.

Раньше в запас уйти сложно было; раньше нужно было или пить беспробудно, или, как уже говорилось, лепить горбатого.