Андрей Бычков: Феникс

– Замерз, что ли? Иди сразу в душ. Ты весь в масле каком-то. Тоже мне, государь.

Опять она так отводит глаза.

Душ. "Почему вы не были с нами там?" Но ты был у бабушки в больнице! Ха-ха! Включить душ. Не важно, куда попадет вода – на плечи, на ноги. Смыть дрожь. Да, наверное, было страшно. А может быть, там, в туннеле, был тоже не ты? Откуда вообще ты знаешь, что ты – это ты? Лицо, лицо, подставить лицо. Вот наконец пустота. Ветер воды. Все дело в лице. Это поверхность мыслей. Душ. Бабочка Магды. Есть ли бабочки в степи? Нагнись – теперь по спине. Солнце Магды. Струи воды с волос головы, словно волосы. Смотреть вниз, вдоль, – водяное продолжение, стеклянная мочалка. Туннель позади. Ты в ванне у Магды. Не наполнять водой. Имаго женщины. Брызги. Дискретное (тик-так) смещение волосиков на твоей глянцевой голени. Словно покрытая лаком слоновая кость. Тик-так. Твое тело здесь. Не обезображенный, сбитый потолком, дымящийся тюк мяса на безразличных рельсах в пустом погромыхивающем вдаль красными уносящимися огоньками туннеле. Не. Лицо, снова подставить лицо. Король. А это твой фалл. Король. Да– и победа, и женщина. Тебя хватит на все. Ты же Король. Магда читала тебе когда-то вслух, кажется, из Розанова, что фалл – это и есть лицо. Она смеялась, когда читала это тебе, она над тобой издевалась, над твоей нерешительностью. Да кто кого, черт возьми, соблазнял тогда? А теперь ты – на корточки и смотришь в потоках блестящей воды на свои мудрые, священные, розановские яички. Как они касаются твоих пяток. А вдруг не получится? Нет, и с Магдой будет все хорошо. Очень хорошо. А жука-наездника мы достанем, немножко еще, чуть-чуть, побудем не собой и достанем. Вырвем ему яйцеклад… Устал. Шампанского бы".

Ты сдернул полотенце – сухое, мохнатое, с пышным фиолетово-красным в крупную нитку узором, ты громко сказал:

– Или наоборот, хочешь поразить оригинальностью и начинаешь лгать. Но я не лгу, Магда, я действительно Король.

Громко сказал ты, прижимая полотенце к лицу. Ты слышал, как Магда звенела чашками о блюдца. Эти тонкие стены.

– А не-Короля я бы и не пустила. В двенадцать-то ночи, – засмеялась она.

Где Магда? Ты все еще не видишь ее, вытирая свое тело. Один среди запотевшего, с трещинками, кафеля. Но она совсем близко.

Магда. Голос дикий и чистый, как типчак. Глубокий. Скользящее пространство голоса Магды. Говорящее тело Магды. Зовущая тебя Магда. Ветвь ее голоса. Клейкие острые листья. Зелень звенящая. Магда. Магда. "Моя девочка… моя принцесса… моя королева".

– Государь, вы скоро? Тут китайский фарфор, бронзовый чай. Скоро ты там, в самом деле?

Нетерпеливость. Уздечка. Факел. Сейчас, Магда, сейчас. Этот пронзительно чистый голос. Ты слышишь кровь в своем теле. Ее голос в твоих аортах распускается, как портвейн.

– Но я действительно Король, Магда. Просто время такое, не коней…

– Что? Громче, не слышно.

– Время такое – лакеев, прагматиков, олухов и активных лжецов. Но я Король.

– Я представляю сейчас твое лицо под полотенцем. Мне кажется, что усмешка горька. Иди лучше пить чай.

Все. Открыть и выйти. Потушен свет. Ночь, Король, ночь. И солнце. О Господи, неужели же Магда? Или это бессмертное полотно Рембрандта? Магда, выступающая из тьмы, подобно унизанной огнями святого Эльма четырехмачтовой каравелле.

– Я зажгла свечи, – сказала она тихо.

– Это ты, Магда?

– Я.

Свет падал и дрожал, теряясь в бесчисленных складках пышной юбки цвета умбры. И, словно в хрустальном бокале, свет поднимался вновь в высоком отрезном лифе. Широкие рукава с разрезами, сквозь которые просматривалась голубая батистовая рубашка, придавали Магде сходство одновременно и с парусником, и с ночной бабочкой. Глубокий вырез декольте окаймлял широкий кружевной воротник. Нитка жемчуга словно подчеркивала нежность шеи. Взгляд Магды блестел, был слегка влажен. Мгновение она оставалась неподвижной. Щеки ее зарумянились.

– Тебе нравится мой наряд? – она рассмеялась, повернулась легко, опережая тяжелую парчовую юбку и обнажая тончайшей кожи туфельки с небольшой розеткой на подъеме. Огни свечей качнулись и задрожали.

– Смотри, это настоящее венецианское кружево, старое, но чистое, – она подняла манжету. – А это лионский шелк. Правда, хорошо сохранился?

"Магда, Магда, только не надо кружиться. Умоляю. Гипноз твоих взглядов и плавные жесты этого колдовского наряда. Я могу умереть. Умереть – вот счастье. Господи, в парчу этих взглядов мне заворачивать сердце, чтобы отнять… Магда, Магда– плеск волны. Где я и кто?"