Сегодня Чуркина наконец-то принесла обещанный еще весной номер "Роман-газеты" за 1963 год. Весь пожелтевший и потертый, страницы рассыпаются на куски. Читал сегодня весь вечер - взамен писания диплома. Настоящая энциклопедия советской жизни. Деньги в лагере запрещены и обращаются нелегально, причем лагерный курс рубля в несколько раз выше, чем на воле. (Наподобие валюты, на которую тут тоже можно купить гораздо больше, чем там.) Узаконены лишь заверенные начальством записки в лагерный ларек на определенную сумму. (Наподобие распределения квартир, автомобилей и прочего дефицита исключительно по месту работы.) Если по какой-то причине заключенный не потратил всю сумму, то остаток ее у него отбирается. "Списывается". (На воле, однако, они "списывают" в подобных случаях лишь безналичные деньги предприятий.) Все это, естественно, сопровождается повальным взяточничеством и воровством. Как и на воле.
Рассказал Чуркиной и Главкому, как десятого числа я ходил на демонстрацию. Начал я в тоне весьма восторженном: "…И люди там были какие-то не такие, как обычно видишь на улицах, где столько алкашей и просто олигофренических морд…"
Но Чуркина сразу меня урезала: "Ага, ну понятно! Морды не такие! Одни жидки, небось, собрались, и ты с ними. Жалко, не похватали вас там всех."
"За что? Я же просто смотрел."
"Иди в синагогу - там и смотри. Уханова выперли - и до тебя доберутся. Тоже на всякие еврейские сборища ходил. Еще успеют до диплома."
(По Би-би-си уже в полночь сообщили о демонстрации. Что забрали 60 человек. Я просто вовремя ушел.)
Конечно, оскорбить мое русское национальное достоинство - задача весьма непростая, но тут как раз тот случай. Русский человек, стало быть, органически неспособен ни на активный протест, ни даже на пассивный (эмиграция). А если все же бунтует или эмигрирует - то он, стало быть, еврей. Я хотел ей возразить, что однажды проходил по ул. Архипова мимо синагоги и видел, что настоящие евреи на самом деле совсем не такие. Больше похожи на армян или вроде того. (Видимо, этим термином - "еврей" - объединяют несколько совершенно разных явлений.) Но Чуркина к этому времени уже стала рассказывать про Уханова.
В мае этого года Уханов - человек с нашего курса - сидел в какой-то очень вредной компании. Как сказала Чуркина - "отпетые диссиденты, а не такие, как наш Олег, который только треплется". Явилась милиция, потребовала у всех документы. Некоторые стали залупаться, их свезли в милицию и оформили им по 15 суток. Причем устроили так, что Уханов отсиживал свои сутки не сразу, а во время экзамена по "научному коммунизму". Явно специально, по сговору с факультетским начальством. Когда он отсидел и пришел на факультет, ему заявили, что сессия уже окончилась. А уже осенью выперли по абсолютно неполитической статье "неликвидация задолженности". Рядом с номером в общежитии, где они обыкновенно собирались, посадили стукача с магнитофоном, который записывал все их разговоры. Чуркина сказала, что она, узнав об этом, исследовала стены своего номера, расковыряла в одном месте подозрительно растрескавшуюся краску и увидела ржавые контактные пластинки и провода, уходящие вглубь стены.
"Розетка, наверное, была."
"Ну да, розетка. Под самым потолком. Настоящий слухач."
"Так ведь сломанный."
"Поставили новый в другом месте."
"У тебя-то что им слушать?"
"А все подряд. Интересно же."
…Казалось бы - тоска кругом зеленая, всем на все накакать. А круче всего накакать на самое, казалось бы, главное - на то, какого ты лично об этом мнения. ("Кричи с верхних нар что хошь - стукачи того не доносят, оперы рукой махнули." - как пишет писатель, вреднее которого нет на белом свете.) Садизм в чем-то даже более утонченный, чем если бы они интересовались каждым сказанным тобой словом. А оказывается, все это совсем не так. Не так все безнадежно. Не махнули оперы на тебя рукой. Кого-то оно до сих пор интересует, твое мнение. Удивительно. Кто-то хочет его непременно знать. Следовательно, кто-то его почему-то боится. Здорово. Жутко, но радостно. Ты сидишь за бутылкой пива, несешь какую-то чушь, а они этого боятся. Боятся и фиксируют, систематизируют твой пьяный треп, как Уголовный розыск - отпечатки пальцев и стреляные гильзы.
Нет - вот сделаю диплом и непременно пойду к ней в номер, встану там - перед облупленной стеной и дурацкими старыми железяками (точно перед телекамерами, прожекторами и залом, наполненным делегатами, гостями и корреспондентами) - - и скажу речь.
Читать дальше