И потом у нее же самой - антитеза. Рассказ о знакомой Н. Мандельштам, обозначенной буквами Н.Н.. Ни в какие императивы она не верила, потешалась над всем этим почище пропагандистов. На допросах, однако, никого не назвала. "Пусть в Лефортово я назову родного отца… А здесь, добровольно, я никого назвать не могу." (В Лефортово употреблялись "пытки высшего класса".) Следователь не то забыл о ней, не то даже пожалел - и ее отправили сразу в лагерь. (21) Один знакомый спросил Н.Н., пишет ли она о том, что с ней произошло. Н.Н. ответила, что она занята. "Чем?" "Я живу."
-
(*) (21) Совсем как у Оруэлла: "дверца клетки
захлопнулась, а не открылась", но только по прямо противоположной причине.
* * *
Им, я думаю, очень просто,
Безнадежно улегшимся в гроб,
Встать и выкурить папироску
Возле черных железных ворот.
Я пойду без цепи и намордника,
Дыму жаждуя в грудь и свинца,
И последнюю беломоринку
Там я выкурю до конца.
Только голову в плечи пряча
И с опаской поджав живот,
Прохожу я, - живой, некурящий,
Мимо черных железных ворот.
февраль 1982 г.
4.6. "Нам еще предстоит"
6.III.82
Сегодня слушали Галича. Вчера узнал от Главкома, что у Мойши есть записи и что он обещал Главкому дать их послушать. (Мойшу недавно перевели к нам на факультет из педагогического института по спортивной линии.) Сегодня увидел, что они на перерыве отошли в сторонку и Мойша сунул Главкому магнитофонную катушку, которую тот сразу спрятал в портфель. Я быстро подвалил к ним и в нарушении всех правил конспирации и просто приличия спросил, причем Главкома, а не Мойшу: "А мне дашь?" Главком с вопросительным видом посмотрел на Мойшу, а тот с выражением некоторого ужаса лишь молча помотал отрицательно головой. Но потом, уже в отсутствие Мойши, мы договорились и о перезаписи, и о том, чтобы немедленно пойти в общежитие и заслушать. Семинар досидели, а с лекции ушли. В комнате Бонифация спал похмельным сном его сосед, так что мы, взяв магнитофон, пошли к Чуркиной. У ней никого не было, но дверь оказалась незапертой и мы по-наглому расположились там и приступили к прослушиванию. Вскоре пришла Чуркина, сперва выразила недовольство, но узнав, в чем дело, не выгнала нас и сама тоже села слушать.
Запись продолжительностью в час. Поэма "Размышления бегуна" и штук десять отдельных песен. Лента старая, хрупкая, порвана в нескольких местах. Магнитофон у Бонифация тоже старый, без верхней панели и весь разболтанный. Грязноватая комната, громоздкая казенная мебель образца начала 50-х, мутное окошко, за ним - стены метровой толщины и мрачные вертикальные складки Главного здания. Ослепительные желтые прожилки в сизых тучах, а временами сквозь них - еще более ослепительное солнце. И мы сидим вокруг магнитофона и молча слушаем.
Вроде как даже не поет - читает стихи, чуть-чуть подыгрывая на гитаре. А в конце песни обычно - сильный удар по струнам, сходный со звоном бьющейся посуды. Напоминает обиженного ребенка. Наивного, но мудрого. О различных страшных вещах Галич говорит исключительно с ужасом. Без намеков на то, что человек, в общем-то, лучшего и не достоин. Что дай человеку свободу и счастье - он сам вскоре побежит от них отказываться. (Это, надо признаться, отчасти характерно для Высоцкого. "Предложат жизнь счастливую на блюде, но мы откажемся…", "Так зачем я так долго стремился на волю…" или даже "Мне вчера дали свободу - что я с ней делать буду?" Уж Галич-то знал бы, что делать… Мне, во всяком случае, так кажется.)
Мелодии и интонации у Галича чем-то напоминают популярные песенки 60-х годов. "Все еще впереди, все еще впереди" или "нам еще предстоит - нам еще предстоит узнать". А содержание - неизмеримо мудрее. (Что, интересно мне, было у них тогда впереди? И что, собственно говоря, им тогда предстояло узнать? Почему - нет - колбасы, что ли? Трудно поверить, что люди уже тогда этого не знали.)
Когда, прослушав всю ленту до конца, мы вышли в коридор, Бонифаций вспомнил, что ему нужно "позвонить одному человеку" и двинул в холл к автоматам. Главком пошутил: "Уже докладываешь? Подождал бы хоть, пока мы уйдем." И мы дружно рассмеялись.
12.III.82
Сегодня был семинар по научному коммунизму на тему "социалистическая собственность". Трудящиеся при капитализме, как известно, лишены средств производства и вынуждены продавать капиталистам свой труд. Капиталисты, правда, заинтересованы в повышении уровня жизни рабочего - но лишь в той мере, в какой это способствует повышению производительности труда.
Читать дальше