Сергей Литовкин - Никому ни слова

При виде генерала он вытормаживает и выполняет соответствующую стойку, пропуская начальство мимо себя, нетерпеливо переминаясь, однако, с ноги на ногу, что можно оправдать только изнурительным долготерпением. Наверное, все знают, как это тяжко бывает переносить. Он уже собирается сделать последний рывок, благо до цели остается не более десятка метров, но не тут-то было. Не ограничившись кивком, генерал приближается к нему и удостаивает рукопожатия. Однако и этого ему кажется мало. Взяв полковника под локоть, он начинает прогуливаться с ним по коридору, ведя неторопливую беседу. Когда эта парочка приближается в очередной раз к дежурке, я слышу, что ответы на командирские вопросы становятся все глуше и замедленнее. Прислушиваясь к шагам через приоткрытую дверь, я все более проникаюсь сочувствием к сослуживцу.

– Хоть бы кто-нибудь позвонил, – думаю я, надеясь, что приглашением генерала к телефону смогу освободить товарища от принудительной прогулки. Однако никто не проявляется – все хором перестраиваются.

Снова выглядываю из двери и встречаюсь взглядом с полковником. Тот напоминает волка, попавшего в капкан и отгрызающего себе лапу. Его глаза излучают страдание и все еще не согнутую волю. Однако через несколько минут принудительной прогулки в голосе моего коллеги отчетливо начинают прорезаться трагические нотки, особо отчетливые на фоне все возрастающей неравномерности семенящей походки.

– Попроси добро удалиться! – посылаю я телепатический сигнал в пространство, но моцион продолжается и кажется бесконечным. Я бы так, наверно, не смог. И кто это там, в желтой прессе злопыхал о паркетных офицерах? Его бы на такой выгул по ковролину!

Раздается звонок. Я с надеждой хватаю трубку городского телефона: жена одного из наших интересуется, когда будет выплата денежного довольствия. Отвечаю, что не знаю, и это – чистая правда.

А прогулка продолжается. На первый взгляд променад смотрится прелестно. Генерал, не чураясь, более получаса дружески беседует с подчиненным и с интересом вникает в его заботы. Перестройка в действии. Однако на деле все не так, как кажется.

Наконец, после заключительного рукопожатия, командир оставляет свою жертву в наиболее удаленной от туалета точке маршрута и возвращается восвояси. Проходя мимо меня, выполняющего стойку, он бодро хмыкает и снова отпускает мне грехи. Только секунд через двадцать в коридоре слышится топот. Я гляжу вслед бегущему. Проходы пусты, никого. Все перестраиваются. Недоумевать некому, ну и для паники – пока еще не время.

***

Через пару дней, а потом и еще неоднократно, я видел генерала, прогуливавшегося по нашему управленческому коридору с кем-либо из офицеров. Своих собеседников он обычно крепко держал за локоть. Кажется, я знаю, где он их вылавливал.

Этот военный госпиталь – один из лучших. Двухместные палаты со всеми удобствами. Отличный спортзал с тренажерами. Всякие чудесные аппараты для физиотерапии. Мечта. Нет только телефонов в номерах, они водится в генеральских люксах. Строго говоря, госпиталь – не совсем госпиталь, а реабилитационный центр. Поэтому условия – получше, а психологов и психиатров – побольше.

Занесло меня сюда в девяносто шестом, когда я написал рапорт с просьбой об увольнении со службы по болезни. Прослужив к тому времени почти тридцать лет, я давно готовил себя к этому шагу, но оттягивал окончательное решение. Уже изрядно подзабылась бурная флотская молодость, а моей последней деятельностью было руководство небольшой группой офицеров центрального аппарата, осуществлявших координацию научных работ в одной неширокой, но плодотворной полосе оборонных исследований. Конечно, здорово донимал радикулит, периодически вылезали всякие болячки, но если бы не полное отсутствие всяческих перспектив, я бы, пожалуй, еще потерпел и не спешил с увольнением. Последнее, самое решительное решение мне удалось принять после окончания работы над формулировкой особенностей текущего момента, заключавшейся в том, что любая дальнейшая деятельность на моем посту если не бессмысленна, то преступна.

Помог мне это понять мой товарищ – руководитель одной научной организации, профессор, доктор и все такое. Заглянул он как-то ко мне в кабинет с вопросом о вариантах дальнейшего финансирования исследований, которые вела его контора по заказам нашей.

– Скажи честно, – спросил он, – сколько лимонов нам выкатится в этом квартале?