Сергей Литовкин - Никому ни слова

Мы с Русланом промолчали и не стали вдаваться в обсуждение физико-химических воззрений хозяина, благо на этот раз жидкость в ходе эксперимента уцелела. Виктор же, достав из холодильника початую бутылку дефицитного тогда напитка «Пепси», дополнил её спиртом и еще пару минут тряс над столом, как шейкер. Мы с ужасом следили за этими манипуляциями в напряженной готовности подхватить флакон в случае его падения.

– Будем пить СПЕПСИРТ, – сказал хозяин радостно. – Это я сам такое название придумал: «с Пепси спирт», сокращенно – СПЕПСИРТ. Красиво звучит, правда?

Звучало это, на мой взгляд, неважно, но напиток был вполне приемлем. Особенно в сравнении с очищенной версией самогонки. Потом Руслан сходил домой за сахарным талоном, и мы еще раз продегустировали изделие тёти Риты в его неизменном виде. Потом попробовали еще чего-то и чего-то еще…

***

Пробуждение произошло от низких, а изредка и очень высоких звуков, детонирующих многотонные тротиловые заряды в моей голове, которые, казалось, разрывали и раскидывали по сторонам остатки черепа и его внутреннего содержания. Тело же лежало на кушетке в незнакомой клетушке без признаков окон, именуемой повсеместно тёщиной комнатой. Рядом на полу, завернутый в артиллерийскую шинель, вяло постанывал во сне Руслан. Я с трудом повернулся и заглянул через приоткрытую дверь в соседнее помещение. Это была гостиная в квартире Виктора. Противные звуки издавало знакомое до боли в спине и ноге фортепьяно, по клавишам которого со всей дури дубасило будущее нашей музыкальной культуры лет шести от роду. Рядом с инструментом в педагогической позе страдала Витькина жена Зоя. Я прикрыл поплотнее дверь и обреченно рухнул на кушетку, накрыв голову каким-то пледом.

– Вчера была пятница-тяпница, – вспомнилось мне подзабытое с доперестроечной эпохи, – сегодня суббота. Это выходной. Музыка… Праздник… Ой, как же болит эта проклятая голова! Все правильно. Нам хорошо… Мы отдыхаем…

– День рождения у меня сегодня, – сказал я начальнику отдела после того, как он завизировал уже почти всю пачку бумаг, принесенных нынче к нему на доклад.

– Поздравляю, – хмуро буркнул тот, не поднимая глаз от очередного бланка с угловым штемпелем «Генеральный Штаб ВС СССР».

– Прошу добро в отделе какой-никакой фуршетик выставить, – продолжил я осторожно.

– Вы что, обалдели, товарищ капитан второго ранга? – встрепенулся начальник, назвав меня на «вы» и по званию, что свидетельствовало о сильном его раздражении. – Только на прошлой неделе мне всё темечко продолбили. Прошляпили визит парткомовцев. А они-то не врезать приходили, а планы индивидуальной перестройки офицеров проверять. Почему это бутылка из шкафа выкатилась? И сколько их еще в том шкафу оказалось? Кто, кстати, предложил политрабочим флажки с трезубцами на штабных картах порисовать? А?

Я промолчал и потупил голову, зная, что в этой ситуации лучше оставаться безмолвным и избегать пересечения своего взгляда с шефовским.

– Торт выставишь. «Птичье молоко», например. Тем и отметишь, – чуток остыл и расслабился он через минуту. – Ну, и чайку малость крепенького разрешаю, но без излишеств. Смотри!

Ответив «Есть!», я собрал бумаги и отправился к себе, но по дороге заглянул в один из отдельских кабинетов, где оказалось в наличии несколько моих сослуживцев. Полковники Балакин и Алёхин висели на телефонах. Причем Павел Алексеевич Алёхин, как начальник группы и лицо более ответственное, оперировал одновременно тремя трубками, профессионально жонглируя ими и обеспечивая каждого корреспондента комплектом коротких междометий и веских замечаний. Балакинский разговор был, как мне показалось, вязким, затяжным и очень личным. Он почти все время молчал, вяло кивая головой невидимому собеседнику и изредка повторяя одно и то же: «Вот ведь суки!» Третий соратник – подполковник Александр Сергеев – перекладывал бумаги, распределяя их по трем кучкам. Судя по объему пачек и темпу работы, процесс этот мог затянуться до глубокой ночи. При моем появлении все трое повернули головы в мою сторону, изобразив соответствующей мимикой вопрос: «Ну, как?» Они знали цель визита к начальству.

– Шеф разрешил распитие коньяка под торт «Птичье молоко». Коньячком-то я запасся, все талоны позавчера отоварил, а вот с тортом – неувязка. В «Праге» за сутки записываются и по ночам стоят. А спекулянты, повестку им в ящик, только иностранцам за валюту торты эти толкают, – доложил я состояние вопроса. – Надеюсь на помощь извне…