Сергей Литовкин - Никому ни слова

Пережитый эмоциональный всплеск скрасил наши будни ненадолго: в течение последующих нескольких дней, пока наше суденышко продвигалось через проливы в зону восточного Средиземноморья, картина в каюте оставалась неизменной. Дантист и «флажок» в клубах густого дыма под легким алкогольным и мощным табачным дурманом снова и снова переживали и пережевывали минувшие события, обстоятельства и эмоции.

Неизменность окружающей обстановки очень скоро опротивело мне настолько, что отрицательное отношение начало распространяться и на спиртное, и на табачный дым, и на сам процесс курения. С удивлением обнаружив, что курить мне стало противно, я хотел обсудить эту проблему с дантистом и «флажком», но им было не до меня: они никак не могли исчерпать богатую тематику своих бесед. Мое вынужденное одиночество, правда, скрашивали другие члены экипажа: по судну прошел слух, что кое-где можно на халяву разжиться хорошим табачком, и народ ко мне потянулся. Скажу прямо: никого популярнее меня в тот период на этой части суверенной территории СССР не было. Еще одним прямым результатом сложившейся ситуации стало решение бросить курить, за что я был сердечно благодарен товарищам, основательно траванувшим меня моим же табаком и своими постбрачными мемуарами.

В N-й точке якорной стоянки неподалеку от Крита состоялась встреча с плавбазой, где в это время пребывал штаб эскадры. Мы бросили якорь и застыли в ожидании ценных указаний. Полученные известия не радовали. Случилось так, что эсминец, на который я должен был перебраться со своей техникой, уже убыл на смену какому-то десантному кораблю к атлантическому побережью Африки, где для поддержки одного из свободолюбивых народов, избравших социалистический путь развития, настоятельно требовалось постоянное присутствие нашего боевого корабля. Несмотря на официальное заявление ТАСС об отсутствии советских боевых плавсредств в указанной географической зоне, мы понимали, что удаление нашего корабля за пределы видимости грозило очередным военным переворотом в свободолюбивой стране, и с большим оптимизмом смотрели в будущее.

Вскоре за дантистом с плавбазы прибыл баркас, который заодно доставил почту и какой-то груз в брезентовых мешках и фанерных ящиках оранжевого цвета. Распрощались мы с Борисом, как с родным – тепло и сочувственно. Андрей скорбел о потере родственной души и понимающего собеседника, а я принялся ждать дополнительных распоряжений, что делал размеренно и неторопливо в течение последующих нескольких суток.

Оказалось, что у некурящего и малопьющего человека, каким я вдруг стал, остается масса свободного времени, которое можно было потратить на рыбную ловлю и общение с членами экипажа. У меня прорезался зверский аппетит, что, говорят, частенько бывает при отказе от курения, и я собрался наладить живой контакт с боевым расчетом кают-компании, в который входили два матроса-кавказца. Готовили они очень хорошо, остро и изобретательно. Фамилия одного из них была Гаридзе, а другого, кажется, Пертахия.

Как-то, приняв окончательное решение внедриться на территорию приложения их талантов, я направился в кают-компанию, на подходе к которой услышал возбужденные голоса. Еще на дальних подходах к месту назначения я отчетливо услышал их беседу, посвященную тонким кулинарным вопросам. Разговор шел на повышенных тонах по-русски и периодически сопровождался грохотом падающего кухонного инвентаря. Последняя услышанная мной фраза звучала так:

– Я – князь, а ты, вообще, и не грузин даже!

При моем появлении оба замолчали и принялись подчеркнуто не замечать присутствия друг друга, что, правда, не помешало им принять несколько пачек курева и милостиво даровать мне право на беспрепятственный прием пищи в любое удобное время. Обретенным правом я с успехом пользовался по мере желания и настроения, с удовольствием общался с гостеприимными кавказцами, но так и не сумел разобраться в причине их конфликта. В течение последующих нескольких дней наши коки не обменялись ни словом, что, однако, совершенно не препятствовало производству ими вкуснейших блюд при минимуме исходных продуктов.

***

Утро четвертого дня нахождения в N-й точке застало нас с командиром и Андреем на мостике за чтением только что полученной директивы, содержание которой было более чем странным. Указания сводились к тому, что испытание техники, которую я сопровождал, надлежало проводить здесь же, на посыльном судне. Командиру при этом предписывалось оказывать мне всестороннюю помощь, а «флажку» – принять организационные меры для обеспечения успеха операции. Явно недовольные содержанием полученного приказа, мы заговорили одновременно, не слушая друг друга, каждый о своем, но все вместе о том, что задача невыполнима.