Сергей Литовкин - Никому ни слова

Есть у меня одна необычная фотография из середины семидесятых годов прошлого века. Всякий, кто ее видит, интересуется подробностями и обстоятельствами ее появления, которые у меня лично вызывают весьма странные воспоминания, связанные с боевой службой на Средиземноморье.

***

– Доктор, – простонал я, – зуб у меня болит.

– У меня тоже, – угрюмо произнес корабельный эскулап, – а еще и живот ноет. Голова раскалывается и нервы пошаливают. Пятый месяц без единого захода, что же еще ожидать от утомленного и надломленного организма?.

– Василий, я к тебе как к врачу пришел, а не потрепаться, – жалобно проскулил я, держась за распухающую щеку.

– Угу, – еще более помрачнел доктор, – вы все ко мне относитесь как к прислуге. Тому ранку смажь, этому – шильца плесни, а по душам поговорить – хрен там. Вот, видишь, почту в прошлом месяце перекинули с водолея, а мне – ни письма, ни открыточки.

Доктора можно было понять. К нам на эсминец его назначили за неделю до выхода корабля на боевую службу взамен штатного военврача, который умчался на переподготовку в академию в трепетной надежде на то, что назад ему уже не придется возвращаться.

Межпоходовый же период у капитана медслужбы Васи получился всего около месяца; он даже с сыном своим маленьким толком познакомиться не успел. Более того, незаметно подросший наследник оказался с характером. «Васька, уходи на корабль!» – горланил сынок при каждой попытке отца занять рядом с собственной женой место, которое тот привычно считал своим. Так и не добившись признания подобающего домашнего статуса, ушел Василий в очередной многомесячный поход, завещав жене научить-таки сына уважительному слову «папа». Теперь он ждал из дома известий об успехах, достигнутых в этом занимательном процессе.

– Вась, я тоже только пачку «Флага Родины» получил и журнал «Слово лектора» за прошлый год. Эта почта вообще без писем пришла. Небось, цензура забрала читать. Потом передадут, когда обалдеют от нашей политустойчивости и бдительности. Посмотри зуб. Болит же.

– Так, – грозно произнес доктор, – откройте пасть, товарищ старший лейтенант. Ишь, бородищу распушил и усищи развесил, гамадрил водоплавающий.

Действительно, в нынешнем походе я решился помимо усов отрастить себе еще и бороду, считая, что это может придать мужественности моему флотскому облику. Получилось, правда, не совсем то, что я ожидал: из зеркала на меня упорно смотрел какой-то меньшевик-соглашатель из фильма «Ленин в Октябре». Не хватало только пенсне и тросточки для полного сходства. Тем не менее, растительностью я очень дорожил и надеялся, что со временем она дойдет до требуемой кондиции.

– Где болит? – доктор взял в руки блестящий инструмент и направил на меня отражатель навесной лампы.

Я осторожно сунул указательный палец в свой открытый рот и покрутил им около болезненной зоны, опасаясь прикосновения к зубу.

– Этот, что ли? – уточнил костолом, дотрагиваясь до больного зуба пинцетом, от чего я дико взвыл и конвульсивно взбрыкнул всеми конечностями, чудом не искалечив своего мучителя.

– Не надо так остро реагировать, больной, – сказал доктор, переведя дыхание. – Я, как ты знаешь, не стоматолог какой-нибудь. Радикальные меры я, конечно, принять могу. Например, вырвать зуб – это мы проходили и творили неоднократно, успешно и оперативно. А ежели хочешь залечивать, то изволь дотерпеть до поликлиники. Нам, кстати, и поход на полтора месяца продлили. Выдержишь?

– Тогда о широкой улыбке надо будет забыть, – задумчиво произнес я, мысленно представляя зияющий пробел в ровном тогда еще зубном ряду.

– Кому тебе здесь улыбаться? Мне, разве что, – осклабился Василий. – А ежели вернуться на берег доведется, то протезик прилепишь. Протез не болит.

Я обругал доктора циником и решил не спешить, а потерпеть. Может, и впрямь само пройдет. Вася дал мне горстку каких-то таблеток, расписал на бумажке процедуру содового полоскания и, проклиная свою неоправданную доброту, сунул в руку пузырек спирта.

– Это надо принимать перед сном грамм по пятьдесят, – сказал он. – В емкости – сто грамм. Значит, на две ночи должно хватить. Понял? Впрочем, кого это я учу?

Я благодарно кивнул и горестно поплелся из амбулатории с прежней своей болью и скорбью.

***

– Не! – сказал командир, предотвращая мою попытку заступить на службу вахтенным офицером, – у тебя взгляд самоубийцы. Я тебе не только корабль не доверю, а даже появляться на палубе запрещаю. У экипажа и так настроение аховое из-за невязок с возвратом в базу, а тут ты еще с таким видом, что вера в завтрашний день вообще пропадает. Скажи вестовому, чтоб харчи в каюту доставлял. А доктор что предлагает?