Кир Шаманов - Дурные дети Перестройки

Про армию потом был грустный рассказ его друзей одноклассников, поведанный мне Ниной, пока мы ехали на сороковом трамвае с Чёрной Речки на Васильевский.

— Он, когда в армию попал, понял, что там пиздец и он не хочет там оставаться, съел тридцать таблеток феназепама и отправился на построение с мыслью «будь, что будет!». А потом оказался в дурдоме и там постоянно опять и опять ел таблетки, а когда его выпустили-таки, начал торчать как угорелый. Ну, сейчас сам всё увидишь.

Действительно, внешний вид Артёма внушал не самые лучшие предположения. В прошлом красивый голубоглазый парень к двадцати пяти, после армии и дурки, имел явные отпечатки испытаний и порока на лице. Один передний зуб выпал, губа была рассечена шрамом, и всё лицо подёрнуто патиной героиновой печали. Ребята очень обрадовались нашему приезду, отказались от бабок и выкатили нам с Ниной грамм просто так, чего нам было явно многовато даже на двоих.

Тогда у меня и у Нинэль был период полинаркомании, я с опиатов перелезал на «кислоту» и обратно, а Нина несколько лет постоянно висела на винте, дозняк на герыче тоже был не очевиден. Короче, мы выгребли в ложку на глаз около половины, развели и вмазались. Нина первой, чуть меньше; а я второй, чуть больше.

Сел я, ловлю приход, а Ира так озабоченно мне говорит:

— Кирилл, кажется, Нина умирает.

И действительно, Нина явно синела и начинала немного хрипеть. Тем не менее я не смог оторваться от кресла и, сообщив, по Ириным словам, ей только:

— Это всё хуйня! — сам тоже потерял сознание. К счастью для нас, вовремя пришёл Артём, и они вдвоём, сильно перестремавшись, нас откачали. Помню из того вечера только, как выходим из парадной и пьём лимонад «Киви», как потом блевал в урну на Среднем проспекте Васильевского острова, на углу с Шестнадцатой линией.

Уже ночью у Иры дома мы спали с Ниной в одной из комнат. Я проснулся от того, что, как не сразу в темноте выяснилось, Ира, которая знала меня по Нининым рассказам уже десяток лет, жарко целовала меня спящего в губы. А рука её, видимо, уже давно была у меня в трусах и разминала вялостоящий член. На соседнем диване спала в глубоком отрубе Нина, в соседней комнате Ирин парень Артём.

— Ира, какая ты горячая, ты чего?!

— Да, тебе нравится? — зашептала она. — Вы оба как вырубились в кресле, мне так понравилось искусственное дыхание тебе делать, что я решила повторить. Ты такой красивый, глазки закрыл и заснул как ребёночек, я так возбудилась. Артём Нину спас, а я тебя, я теперь тебе получается как мама, да?! Можно я тебе пососу, сыночек? Мне про тебя Нина столько рассказывала, и про Свету, и видишь, как она крепко спит? Она ничего не заметит.

Трахаться мы даже не пытались, от герыча расслабляются какие-то мышцы в члене, он из-за этого практически не стоит, и невозможно кончить. Пока Ира играла с моим бобиком, я провалился в сон.

Артёма через пару месяцев за кражу в магазине приняли менты. И как-то так получилось, что через месяц нахождения в Крестах он оказался на нашем любимом психиатрическом отделении, на Арсенальной, где томились Стенич и Мухин! Нина, собрав и сопоставив сведения от Иры и Мухина, выяснила, что Артём сидит в палате с круглосуточным наблюдением, где сидят членовредители.

— Ты прикинь, он себе чуть руку не отгрыз!

— Что? В каком смысле «отгрыз»?

— Короче, его там прессанули в камере, но не сильно, закинули на третью полку, даже не под шконарь, и он там лежал и грыз руку по чуть-чуть, и прогрыз до кости! Одно сухожилие разгрыз даже, и когда это заметили, его на психиатрическую экспертизу отправили. И Тёма теперь там.

— Бляя! Это же пиздец!

— Так он сейчас лежит и продолжает! Мухин говорит, на прошлой неделе он сгрыз кожу, оголил вену на кисти и начал всасывать эту вену в рот, в ней скопилась кровь, и он тогда эту получившуюся капсулу раскусил, прямо в палате. Всем показывал и объяснял, что это не больно. Ну его опять на усиление режима наблюдения отправили, в другой блок.

— Охуенно.

Поскольку статья у Артёма была не опасная, как только рука начала зарастать, его перевели на послабление режима, и он довольно-таки быстро вышел из тюрьмы. Его любовь, Ира, работала всё это время проституткой, торчала и родила сына, пока Артём был в тюрьме и по больницам. Сын был не от него и с отклонениями, но Артём его принял и воспитывал как своего, в меру собственного понимания и полученного образования, ну, в смысле, часть из наворованного тратил на ребёнка Иры. Ира постоянно бросала его, так казалось Артёму, на самом деле она подрабатывала проституткой, просто он не догонял. Она периодически не ходила к нему на свидания и главное — не отвечала на письма, которые он, уже будучи на воле и даже живя у неё, слал ей почти ежедневно, подкладывая их в почтовый ящик.