Андрей Битов - Преподаватель симметрии. Роман-эхо

Это и была Марлен.

— Ищете Лили? Не найдете. Она с рассветом снялась с якоря.

— Что вдруг?..

— По радио пришло штормовое предупреждение. Она и заторопилась, чтобы успеть до тайфуна.

— Что успеть?..

— Во-первых, затовариться. А во-вторых, к другу.

— К какому еще другу?.. — Урбино не мог сдержать себя.

— Обыкновенному. Как у людей. Вы что, думаете, вы один на свете такой?

Урбино тут же возненавидел сестру: любовь к Лили вспыхнула в нем со всею силою ревности.

— Так это она вас выпустила?

— Конечно, нет! Это я цепь перегрызла. — И Марлен оскалилась чудовищной улыбкой, обнажив ряд совершенно черных зубов.

День стоял на редкость тихий, не иначе как и впрямь предвещая шторм.

— Только не читай мне своих стихов! — категорично заявила Марлен. — Они ужасны! Особенно этот твой экспромт.

— А мне твои понравились…

— Так что, она тебе и мои показала?! Предательница!

— Меня больше удивляет, что она показала тебе мои… Когда успела?

— А я подслушала! — рассмеялась Марлен.

— Как ты сумела, ты же сидела в трюме взаперти?

— А у меня есть специальная трубочка, как у ниндзя.

— Какой еще ниндзя!

— Ты что, и правда не знаешь??

И Марлен пустилась восторженно рассказывать об этой замечательной секте, к которой, как стало казаться Урбино, сама себя причисляла.

— А что я умею не дышать под водой, освобождаться от любых оков, сам убедился… Да ты не обижайся, совсем не такие уж плохие у тебя стихи. Только экспромт был ужасен.

— Какой экспромт?

— Который ты ей посвятил.

— Который из двух?

— Так ты что, ей два посвятил?!

— Ну да. Впрочем, один ты не могла подслушать.

— Значит, и он ужасен.

Как ни странно, все сильнее тоскуя по Лили, он поймал себя на том, что ему все веселее становится с Марлен. Проще, естественней. Будто она не ей, а ему сестра. «Я не стараюсь понравиться», — сообразил он.

— Была бы у меня сестра, а не брат, куда бы проще мне было жить, — сказал он.

— Был бы у меня брат… — вздохнула Марлен. — Хотя бы такой, как ты.

— И что бы ты с ним делала?

— Хотя бы выпивала…

— Ну тогда я подружка, — согласился Урбино.

— Еще по последней — и спать! — решительно постановила Марлен.

И дальше он не понял, что произошло. Не понял или не помнил?

— Это всего лишь моя вариация… увертюра… вариация на тему увертюры к «Волшебной флейте»… нет, Моцарт — это только конфетки… шоколадка с портретом… а вот это теперь моя флейта… я всего лишь исполнительница…

— Ты виртуоз! — вскричал восторженный Урбино. — Я преклоняюсь перед твоей трактовкой!

И он таки упал на колени от одного лишь легкого нажатия ее пальца.

— Ну а теперь Вагнер! Какую увертюру исполнишь ты? Давай «Золото Рейна»… нет, лучше… «Кольцо Нибелунга»… Ой! Да вот так!

— Слушай, зачем ты его бреешь?

— Чтобы ты видел мое тату… Сейчас моя очередь: «Валькирия»!!

И она надела свое тату ему на глаза.

И он уже ничего не видел — он тонул.

Чрево, когда-то породившее его, насильно поглощало его теперь.

Это было нечто равное и обратное рождению, память о котором, выходит, была запрятана так глубоко и невспоминаемо, что только так и можно было до нее добраться. «Мама, роди меня обратно!» — какая не детская на самом деле, оказывается, шутка! Надо было совсем умалиться, умалишиться, омладениться… нет, еще мельче (что крупнее, микроб или сперматозоид?)… чтобы оказаться наконец поглощенным, проглоченным любовью!

— Ну а теперь «Гибель богов»! — кричала обезумевшая Марлен. — Вместе!!!

Сначала стихли струнные, потом и духовые задохнулись, остались одни литавры.

Урбино заблудился, он запутался в этих кулисах, он раздвигал эти шторы и занавесы — это был театр, в котором только что потушили пожар.

— Как это цыгане в ресторанах поют? — расслабленно бормотал он. — «Поцелуй меня, потом я тебя, потом вместе мы поцелуемся»… О чем это они? Неужели об этом?

— А ты и не знал? О чем же еще?! — низким, цыганским голосом сказала Марлен.

Она нападала, но получалось, она ему льстила.

— Теперь я понимаю, как ты действуешь на баб, что они от тебя отвязаться не могут. Ты всегда делаешь вид, что ты ни при чем, что это все они сами. Вот они и пропадают, бедные…

И тут же ощерится и укусит:

— Ты девушка, Урбино!

— Почему это я девушка? — раздувался он.

— Потому, что ты будишь в них мужчину. Ты вампир! Ты высасываешь энергию их желаний. Это как раз то, что положено делать девицам, а не мужикам.

Он не хотел себе в этом признаться, но с Марлен ему было и легче и проще. Но он не мог даже себе сказать, что и. лучше. Чувство вины перед Лили переплелось с ревностью и стало настолько сильным, что он уже одинаково страстно хотел, чтобы она поскорее вернулась и не возвращалась никогда.