Паула Уолл - Последнее слово за мной

Сестра беспомощно наблюдала, как из ее цветов медленно утекает жизнь. При этом что-то уходило и из нее самой. Она всегда считала, что быть медицинской сестрой — это больше чем профессия. Это призвание. Она верила, что является ничуть не менее важной частью исцеления, чем всяческие пилюли и процедуры. Но с недавних пор она начала сомневаться в себе. Что она может противопоставить всем невзгодам и страданиям мира, если даже спасти свои любимые растения ей и то не под силу?

— Анджела, проходите, — крикнули в окошечко регистратуры. — Доктор Монтгомери ждет вас.

Придерживая младенца у бедра, Анджела прошлепала мимо сестры Маршалл босиком в смотровую. Когда они с малюткой проходили мимо застекленной стены кабинета, Адам с нарочито сосредоточенным видом уткнулся в толстую медицинскую энциклопедию, наугад открытую на статье про «гниль джунглей». [11] Грибковое поражение промежности.

Затем он направился к зеркалу и целых пять минут расчесывал светлую шевелюру и изучал собственное отражение. Удовлетворившись увиденным, он наконец вышел в смотровую. Анджела Белл сидела на трехногом табурете, босая, колени раздвинуты, как щипцы для колки орехов.

— Ей уже шесть месяцев, время планового осмотра, — сказала она, вручая девочку доктору. — У ней все не болит.

— У нее, — строго поправил Адам. — У нее ничего не болит.

— У нее ничего болит, — эхом отозвалась Анджела.

Она произнесла это таким тоном, что Адаму стало неловко: как будто это он выразился неграмотно, и она его поправляет.

Пока он слушал, как бьется сердце девочки, Анджела играла с медицинскими инструментами. Прижала язычок деревянным шпателем и стала изучать свое горло по отражению в крышке металлического контейнера для кипячения. Встряхнула градусник и измерила свою температуру. Потом схватила резиновый молоточек Адама и постучала себе по коленке.

— Ну и видок у вас! Похоже на лихорадку, — сказала она, дрыгая в воздухе длинной голой ногой.

— Просто жарковато, — ответил он, прикладывая стетоскоп к груди ребенка.

Адам почувствовал как черные глаза Анджелы изучающе буравят его жилет и галстук, виднеющиеся из-под белого халата.

— Вам было бы куда удобнее, если бы поснимали половину одежек, — резюмировала она.

Адам открыл было рот, но ничего не сказал.

Найдя камертон, Анджела брякнула им по стойке, а потом провела прохладным вибрирующим металлом по губам и вдоль шеи. Когда он с гудением скользнул мимо отсутствующей верхней пуговицы на платье прямо в вырез, она поежилась.

— Наверное, призрак прошелся по моей могиле, — сказала она, ее руки покрылись мурашками, а соски сжались и затвердели, как бриллианты.

Резко отвернувшись, Адам навис над медицинской картой младенца, глаза зажмурены, дыхание учащенное, как у вволю набегавшейся собаки.

Обследование продолжалось почти час, причем всё это время Адам отчаянно пытался сосредоточиться на ребенке и не обращать внимания на мать. Наконец он вынес вердикт.

— Она совершенно здорова, — произнес он, намыливая руки над раковиной.

— Я же так и сказала, — кивнула Анджела и вскочила с табуретки.

Склонившись над смотровым столом, она поцеловала дочурку в голый животик.

— Какая ты у меня умница, — проворковала она, встряхивая над младенцем мягкими шелковистыми волосами. — А мы ведь знаем, что хорошие девочки получают в награду — по одному поцелую на каждый день недели.

Девочка пищала и лягалась, а Анджела осыпала ее тельце поцелуями. При виде этих двоих сердце Адама сжималось до боли. Анджела за пару минут превратилась из шаловливой девочки в женщину, и он в этот миг желал ее еще больше. Он хотел придавить ее к стене и с силой прижаться к ее лицу своим. Хотел сорвать с нее платье и обхватить ладонями набухшие груди…

— А как насчет наших сосалок? [12] В Америке существует традиция: врач-педиатр после осмотра, как будто в награду, дает ребенку конфету. — поинтересовалась Анджела.

Покопавшись в кармане, Адам извлек два леденца.

Анджела схватила конфеты и была такова, а он еще несколько секунд стоял с протянутой рукой. Она уже почти миновала приемную, когда ее вдруг окликнула сестра Маршалл.

— Это случилось в одночасье, — промолвила женщина, гладя на свои умирающие фиалки.

Вручив младенца медсестре, Анджела выплюнула вишневый леденец и положила его на столик, на обложку «Альманаха фермера». Адам наблюдал за ней в окошко регистратуры. Анджела взяла горшок в руки, прикрыла глаза и прижалась щекой к увядающим листьям, будто они шептали ей что-то.