Ольга Комарова - Грузия [Рассказы]

Нет:

— Белая сука.

— Что, простите?

— Белая сука, без единого пятнышка, с розовыми веками и с гладкой короткой шерстью.

— А?

— Она копошится в снегу, и снег как червивый. Холодная, белая, живая сука.

— Это вы мне? Про меня? А вы знаете, что я девица?

— Что — девица?

— Не что, а кто девица. Я девица.

— Что — девица?

— Ну, девушка.

— Это в смысле — девственница?

— Ну да. Как вы сказали? Живая сука?

— Белая сука. Как зубной порошок. Как здоровые зубы.

— Что?

— Ничего.

Аня хихикнула — белая сука… И вдруг до нее дошло.

— Что ты сказала?

— Что слышала.

— А твой муж?

— Это с которым ты вчера была на даче?

— Да, с которым я была на даче.

— А я согласилась на это замужество только при условии, что он меня не тронет.

На тумбочке стоял флакон с туалетной водой — больше ничего спиртного в доме не было. Аня взяла грязную чашку, в которой раньше было молоко, вылила в нее содержимое флакона и выпила. Парфюмерный запах разлился по всем внутренностям. «Наверное, у меня тело внутри пустое…»

— Ты за чем пришла? Что, это у вас, шутка такая?

— Да нет же. Я и не знала, что ты здесь живешь. И не шутка — так вышло.

— Но… Это правда?

— Что я говорила? Правда, правда.

— И, скажи, ты не чувствуешь некоторой… как бы это сказать… неполноценности? — Она еще не договорила, но уже поняла неприличную глупость своего вопроса. Параша! Параша — воплощенная полноценность и даже — как это? — самодовление… самодовлеющность… самодовлейство…

— Я знаю, девственность — естественное состояние человека.

— А рожать детей неестественно?

— А не было ли у тебя румянца на щеках?

— Ну был.

— А не была ли ты раза в два умнее?

— А что же, по-твоему, вот так вот, как вышла замуж, так и поглупела?

— Я думаю, не сразу, а через некоторое время. Ну?

— Неправда, неправда, все, что ты говоришь — неправда!

У Ани не слезы — кипяток брызнул из глаз.

— А хочешь — вместе подойдем к зеркалу? А ну, посмотри, у кого волосы гуще и длиннее. Вспомни, когда у тебя начали выпадать волосы — а?

— Нет! Нет! Нет! Такого не может быть! Ты дура, дура, убирайся вон!

— А ты теперь попробуй наоборот, попробуй!..

Что это за Параша такая, не человек, а одно расстройство…

Вдруг они обе притихли.

— А ты знаешь, сколько мне лет?

— Не знаю.

— Мне тридцать пять. Что?

Аня откинулась назад, а Параша наоборот наклонилась к ней.

— Эпические героини не стареют даже на восьмисотой странице… Ха-ха-ха… А почему, собственно, люди должны трахаться? Что они, все психи? Кто это придумал? Сама посуди — вся человеческая цивилизация так и пронизана любовной символикой, и даже, например, матерные слова тоже про это. Вот уж в самом деле — ругаться на чем свет стоит! А вот он на том и стоит… Даже дети родятся от того же… Ведь вы ничего не понимаете, для вас даже монах… Кто такой монах? — это человек, который не трахается. Да мне же в метро на людей смотреть неприлично — как подумаю, через какое место они на свет родились. А… А… А…

И Параша засмеялась тоненьким тирольским смехом.

Ане стало страшно, страшнее страшного.

— Ха-ха-ха!..

Внезапно Параша переменилась в лице, и вроде бы запах духов опять чуть-чуть изменился. Аня как раз в этот момент почувствовала парфюмерную отрыжку.

Параша вытаращила свои глаза из неполированного дерева и очень серьезно сказала:

— Давайте все вдруг перестанем трахаться, а? Посмотрим, что из этого будет, а? И без обмана! И чтоб сверхдержавы не спорили, кто первый… Да вы все лопните! Продолжение рода! А на фиг его продолжать? Вам что, мало? У тебя есть ребенок?

— А тебе что?

— Попробуй, роди его обратно. Не можешь? Чего вы все так боитесь? Что вы все помрете, не оставив потомства, а где-нибудь притаится парочка обманщиков, которые скажут друг другу: «Вот сейчас все помрут, а мы с тобой ка-а-ак трахнемся!» — так, что ли? Детей своих обманываете, правды им не говорите. Ах, младенческая невинность… А? А как же вы делаете то, в чем стыдно признаться даже собственным детям? А? В человеческом понимании непристойность бывает двух родов: любовь и говно. Вот так своему ребенку и скажи.

— У меня нет ребенка.

— Неважно. Скажи, дескать, деточка — вот тебе две координатные оси: первая — «мужчина — женщина», вторая — «пища — дерьмо». Выходит, у вас самая основа жизни неприлична, потому что без отца-матери дети не родятся, а без пищи-дерьма они не живут. Думать не обязательно, в Бога веровать — совершенно не обязательно, а жрать обязательно. Мне вот бабка, пока мы к тебе на шестой этаж подымались, дивную историю рассказала, ну просто роман! Оказывается, у них на даче машина навоза стоит около ста рублей. Сто рублей за коровье дерьмо! Жалко же. Она накопила за лето бочку кое-как сама и только собралась осенью этим сад поливать, как ворюга-сосед возьми и укради все, все до капельки, до говнюшечки — и еще придумал: бочку на бок положил, чтобы как бы все само собой вылилось, изобретатель! Ну что за люди, а? Мимо дармового дерьма пройти спокойно не могут. А продукты, между прочим, старушка сама покупала и сама своими собственными кишками переваривала. Вот тебе, детка, настоящая человеческая драма, только не на любовной, а на дерьмовой оси! А бывают еще объемные драмы: любовно-дерьмово-абстрактные. Потому что третья ось такая абстрактно-гуманитарная и совершенно призрачная… А я тебе сказу еще новость. Ты вот интересовалась моими духами…