Михаил Веллер - Веритофобия

В наши задачи не входит перечислять, классифицировать и анализировать все виды лжи: косметическая, патологическая, мистификации, клевета, хвастовство, лесть, преувеличение и так далее.

Это все отдельный и объемный раздел психологии и социопсихологии.

Мы упомянули здесь только о лжи как неотъемлемой части нашей нормальной жизни. Лжи как необходимом социальном феномене. Лжи, которую так даже не называют. Лжи как терпимости, доброжелательности, приветливости.

Ложь как общественный договор о доминировании позитива в человеческих отношениях — вот так я рискнул бы выразиться. Когда люди ведут себя так, как если бы они были лучше, чем есть на самом деле. Но если они себя так ведут — то общество в целом и становится на самом деле лучше! Комфортнее, работоспособнее, перспективнее — и может предоставить своим членам больший доступ к большему числу благ.

Общественная ложь для общественного счастья. Милый поворот темы. Но в результате внушения и самовнушения, подпадая под гипноз и самогипноз представления о себе самом — человек действительно может меняться к лучшему, что сплошь и рядом и происходит!

Это тот самый случай, когда за правду вас осудят — а могут и убить на месте, причем правильно сделают. Когда вы без цели и смысла начнете разрушать людям психику своими точными замечаниями об их физических, умственных и моральных данных. Без наркоза.

О’кей — но нужно ли хотя бы видеть правду? Ой нужно!.. Есть старый циничный принцип построения отношений в змеином коллективе: «Думай о них все самое плохое — и говори им все самое хорошее, не ошибешься».

И древний английский анекдот вдогонку — чем отличается вежливость от такта. Если джентльмен открывает незакрытую случайно дверь в ванную и видит там моющуюся женщину, он говорит: «Простите, леди» и закрывает дверь — это вежливость. Если он говорит: «Простите, сэр» — это такт.

«Обмануть дьявола не грешно», — усмехнулся разведчик и бизнесмен Даниэль Дефо.

«Я еще не видел человека, который при случае не солгал бы», — поддержал его Марк Твен.

«Ложь всегда вредна кому-нибудь, если не отдельному лицу, то человечеству вообще, ибо она делает негодным к употреблению самый источник права», — категорически поднял голос старик Кант.

«Правда — слишком драгоценная вещь, чтобы ее не охранял эскорт из лжи», — возразил Черчилль.

«Правдивый человек в конце концов приходит к пониманию, что он всегда лжет», — хмуро отрезал Ницше.

«Все, в том числе и ложь, служит истине. Тени не гасят солнце», — шептал Кафка.

А еще была книжка «Джельсомино в стране лжецов». Это про всех про нас.

1. Однако обозначим круг проблемы.

Обман в узком понимании слова сводится к нарушению родительской сентенции «говорить неправду нехорошо». На бытовом уровне это обычно и обсуждается.

Обман в широком смысле есть несовпадение предоставленной субъекту информационной модели объекта с его энергоматериальной моделью, иначе говоря с его реальной сущностью. (Допустимо сказать — несовпадение с истиной — но необходимость конкретных формулирований того, что есть истина, как минимум уводит в сторону наши конкретные сопоставления, встраивая в них неизбежную релятивистскую зыбкость.)

2. Забавный парадокс в том, что именно ригорист Кант ввел понятие «вещи самой по себе», справедливо заключив о невозможности адекватного постижения сущности объекта. То есть мы живем в мире наших представлений об окружающем, ограниченные собственной психофизической сущностью, собственными сенсорно-рациональными возможностями, не в силах выйти за пределы этого круга субъективных данных.

То есть. Нам не дано судить, насколько наша информационная модель мира совпадает с его сущностью. То есть. Возможно, все наше представление о мире есть обман. И вся наша жизнь есть обман. Вот что вытекает из столкновения идеалистического мировоззрения Канта с его этикой, если продолжить их линии до пересечения.

3. Банальна и нехитра мысль, что «жизнь — обман с чарующей тоскою…» XIX век породил массу чего, и естественным порядком пошел дальше Канта, и появился солипсизм, место которому Шопенгауэр справедливо определил в сумасшедшем доме. Жизнь есть моя иллюзия, оно же обман чувств, убеждал солипсизм.

Вот это обман так обман.

4. Солипсизм не мог обойти стороной этику. Анархо-индивидуализм Макса Штирнера, произросший из радикальных форм солипсизма, так прямо и утверждал, что и Бог, и долг, и все прочее — моя иллюзия, самообман, если угодно, господа. Есть лишь я, мои желания и способы их удовлетворения: все мои взаимоотношения с окружающими этим и определяются.