Аравинд Адига - Белый Тигр

«В Лаксмангархе мы прозвали бы его Агнец», —мелькает в голове.

— Что скалишься как осел? — одергивает меня Мангуст, и я рассыпаюсь в извинениях.

В тот же день в восемь вечера мистер Ашок передал мне через другого слугу:

— Балрам, через полчаса будь готов. Мы с Пинки-мадам выезжаем в город.

Опоздали они минут на сорок пять.

Клянусь, стоило Мангусту уехать, как юбки сразу стали короче.

Уселась сзади — и полгруди напоказ. Как гляну в зеркало заднего вида, так совестно делается.

Посудите сами, сэр. С одной стороны, я человек молодой и здоровый, так что клюв торчком. А с другой — хозяева тебе вроде отца с матерью, а ты вожделеешь хозяйку.

Совсем не смотреть в зеркало? В аварию попадешь.

Представьте себе, господин Премьер, что вы за рулем, движение плотное. Опускаете стекло — а тут грузовик. И выхлопная труба прямо вам в лицо дымит, дышит жаром.

А теперь пересядьте на место пассажира и осознайте, что такая жаркая труба пыхтит у вас под носом в салоне машины.

Эта труба — я.

Как хозяйка напялит свое коротенькое черное платье — клюв у меня тотчас торчком. Ненавижу себя за это, а поделать ничего не могу. И это платьице ненавижу.

Под конец месяца поднимаюсь в квартиру. Он сидит на диване в одиночестве под оправленной в рамку фотографией парочки мерзких шавок.

— Сэр?

— А? Что случилось, Балрам?

Месяц прошел.

— И что из этого следует?

— Сэр... мое жалованье.

— Ах да. Три тысячи, верно?

Вытаскивает свой туго набитый банкнота ми кошелек и кладет несколько бумажек на стол. Я хватаю деньги и кланяюсь. Из распоряжений брата мой господин, как видно, не все пропустил мимо ушей, а то с чего бы ему спрашивать:

— Ты ведь часть отправляешь домой, так?

— Всё посылаю, сэр. Оставляю себе только на еду и воду, а остальное — им.

— Отлично, Балрам. Отлично. Семья — дело хорошее.

В тот же день часов в десять вечера захожу на торговую площадку. Она совсем рядом с «Букингемским Дворцом, корпус В», только свернуть за угол. Нужная мне лавка — самая последняя. На вывеске большими черными буквами написано на хинди:

«АКЦИЯ» — МАГАЗИН АНГЛИЙСКОГО АЛКОГОЛЯ

ЗДЕСЬ ПРОДАЕТСЯ ИНОСТРАННЫЙ АЛКОГОЛЬ ИНДИЙСКОГО ПРОИЗВОДСТВА

В магазине — как всегда в таких заведениях по вечерам — целое побоище, люди тянут руки к прилавку, шум стоит невыносимый. Продавцы еле шевелятся, путают, кто что хочет, крика от этого еще больше, дело доходит до драки. Проталкиваюсь через толпу, работаю локтями, раздаю тычки — и вот я у цели.

Протягиваю продавцам деньги и ору:

— Виски! Самое дешевое! Живо! А то кому-то сейчас не поздоровится!

Минут через пятнадцать бутылка наконец у меня. Прячу ее в карман штанов — больше некуда — и возвращаюсь в свой «Корпус В».

— Балрам. Ты заставляешь себя ждать.

— Прошу прощения, мадам.

— Ты не заболел?

— Нет, мадам. Голова болит немного. Я плохо спал ночью.

— Завари-ка чай. Надеюсь, готовишь ты лучше, чем водишь машину.

— Да, мадам.

— Слышала, ты из семьи Хальваи, прирожденных поваров. Ты знаешь, как готовить традиционный имбирный чай?

— Да, мадам.

— Вот и займись.

— Да, мадам.

Что за чай Пинки-мадам имела в виду, я понятия не имел. Хорошо хоть грудь у нее прикрыта.

Я сполоснул чайник, поставил воду. Она уже почти вскипела, когда кухню наполнил запах духов. Хозяйка появилась на пороге и уставилась на меня.

После вчерашнего виски перед глазами у меня все так и плыло. Все утро я жевал семена аниса, чтобы перебить перегар. А вдруг учует запах спиртного?

Я повернулся к Пинки-мадам спиной и принялся мыть под краном кусок имбиря.

— Ты что вытворяешь? — вдруг взвизгнула она.

— Мою имбирь, мадам.

— Правой рукой. А где твоя левая рука?

— Мадам?

Я посмотрел вниз.

— Прекрати чесать в паху левой рукой!

— Прошу прощения, мадам. Больше не повторится.

Но она только пуще раскричалась:

— Какой ты неопрятный! Только посмотри на себя, на свои зубы! А как ты одеваешься! Зубы все красные от паана, рубашка в красной слюне! Гадость какая! Почему ты жуешь эту дрянь? Да уж, толку с тебя никакого! Только грязь в кухне развел! Убери за собой и проваливай!

Я поклонился, спрятал имбирь в холодильник, выключил чайник и удалился к себе в подвал.

Сел перед общим зеркалом и открыл рот.

Ну и зубы у меня! Красночерные, гнилые. Я прополоскал рот — белее они не стали.

Хозяйка права. Паан, который я жевал долгие годы, как жевал его отец, и Кишан, и Кусум, да и все вокруг, окрасил зубы и разъел десны.