Дождь стучал по капюшону брезентового плаща так громко, что Ольга боялась не расслышать, если ее спутник о чем-нибудь спросит. Но он молчал.
Они шли по обе стороны велосипеда, который он вел за руль. Ольга держала переноску со спящей Агнессой, накрытую таким же брезентовым плащом, какой Герман дал и ей. Кроме плаща, он дал ей резиновые сапоги. А ее кроссовки были привязаны к багажнику – все равно ведь мокрые.
Ольга тоже молчала. От такого их общего молчания она не чувствовала неловкости, и ей казалось, что он не чувствует неловкости тоже.
– А почему вы не хотите возвращаться в Москву? – вдруг спросил он.
Несмотря на шум капель, Ольга сразу расслышала вопрос. Она даже подумала, что его голос каким-то образом совпадает со звуком дождевых капель. Но это была мысль не из разумных, конечно.
– Мне не хочется жить с людьми, – сказала она.
Она произнесла это и удивилась. Она впервые называла вслух причину, это казалось ей глупым и неловким. Но вот назвала же почему-то.
– Вы не похожи на мизантропа, – заметил он.
– Я никогда и не считала себя мизантропом. Да и сейчас, наверное, дело не в этом. Я не то чтобы не люблю людей, а просто… Не понимаю, как они живут. Вернее, теперь наконец понимаю. Я непонятно говорю? – спохватилась она.
– Почему же? Вполне понятно.
– А мне непонятно! – Ольга даже приостановилась от волнения, которое ее неожиданно охватило. – Мне непонятно, как можно так жить. И я не знаю, что мне в этой их жизни делать.
– Вы имеете в виду какой-то личный случай?
– Почему вы так думаете?
Он пожал плечами.
– Мне кажется, такие выводы не делаются из отвлеченных размышлений. Они для этого слишком болезненны.
– Их на каждом шагу полно, этих случаев, – усмехнулась Ольга. – В том числе и болезненных. – Она подумала об Андрее. – А есть и не болезненные, но такие, от которых просто не хочется жить.
– Когда не хочется жить, это не называется «просто».
– Да нет, все это в самом деле оказалось просто. Обыденно. И у меня складывается впечатление, что для всех, кроме меня, это совершенно естественно.
– Например, что?
– Например, то, что если трудные роды у коровы, то ее надо показать ветеринару, потому что от нее есть польза. А если у кошки, то пусть подыхает, потому что пользы от нее слишком мало или даже совсем никакой. А кто этого не понимает, тот, значит, с жиру бесится.
– Это вам кто сказал? – уточнил он.
– Да ваша же соседка. У нее еще дом с частоколом, второй от начала улицы. Или третий? Не помню точно.
– Неважно, который. Я все равно ни из второго, ни из третьего никого не знаю. Да и в любом могли сказать.
Ольге стало стыдно оттого, что она, будто ребенок в детском саду, жалуется на свою обиду, такую же наивную, как и горькую. Но она уже не могла остановиться – ее словно прорвало. Все, что в последнее время бросалось ей в глаза так настойчиво, как будто глаза у нее только что открылись, все, что она никому не рассказывала с тех пор, как поняла, что это странно лишь для нее, а для остальных людей обыденно, потому что они же не дети, но ведь и она не ребенок, не тургеневская барышня… Все это она вдруг, ни с того ни с сего, стала, торопясь и сбиваясь, рассказывать совершенно постороннему человеку. Ну, не все, конечно, про Андрея она ему рассказывать не стала. Но историю, которая случилась с ней во время последней ее поездки в Москву, – рассказала.
Из-за этой истории Ольга потом не то что в Москву – в деревенский магазин за хлебом не могла себя заставить выйти.
Она в очередной раз приехала тогда за книгами. Читала она целыми днями, а если не спалось, то и ночами, поэтому книги у нее заканчивались быстро. Она перечитывала все, что любила в детстве и в юности, от «Таинственного острова» до «Евгения Онегина», а с современными новинками знакомилась, кажется, в тот же день, когда они появлялись в магазинах. В общем, она вышла нагруженная из книжного магазина и уже села в машину, чтобы вернуться на дачу, как вдруг вспомнила, что надо продлить абонемент в фитнес-клуб. Кончится же когда-нибудь лето, а вместе с ним и плавание в речке. И снова придется ходить в бассейн и полоскаться в хлорке, чтобы не заплыть жиром.
Абонемент она продлила, а заодно уж решила и поплавать – сама не поняла, почему. Может, потому, что день был дождливый и прохладный, так что речка на сегодня отменялась. Или просто по инерции – она все теперь делала по инерции.
В общем, она поплавала, покрутила педали на тренажере, еще поплавала и вышла на улицу с ощущением приятной усталости. И только в булочной у кассы обнаружила, что у нее пропал бумажник. Ольга даже сразу догадалась, когда это могло случиться: возле стойки администратора, когда она расплачивалась за абонемент.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу