В отношении Дупеля было совсем просто — немного помочь его фортуне, когда надо — осторожно подменить судьбу. У него и так голова кружилась от везения, и моя задача в том состояла, чтобы голова не останавливалась.
Это очень удобно — что у людей есть желания. Удобно для управления. Надо понять, что кому надо — и дать. Не сразу и не все, но дать. Нужна земля крестьянам — надо дать им немного земли, пусть возьмут. Много им все равно ни к чему. А немного — почему не дать? Свобода самовыражения нужна интеллигентам? Ну, дать им свободу самовыражения, разве жалко? Чуть-чуть, им больше-то и не проглотить.
Дал каждому по чуть-чуть — и всем хорошо. Они все сделают, как ты велишь, и разыграют твою партию как по нотам — надо только бедняжкам внимание оказать. Удобно устроено свободное общество: у каждого гражданина свое маленькое желание. Вот если бы все сразу захотели одного, чего-нибудь, оборони Создатель, величественного — тогда с ними управиться было бы трудно.
Три старика сидели в гостиной на Малой Бронной улице, и Луговой рассказывал, а Рихтер и Герилья слушали. Наступил вечер, страсти улеглись, порядок и покой воцарились в барской квартире. Старики пили чай, и Луговой говорил так:
— Неудобно с теми — у кого личных интересов нет. Есть такие категории людей — без интересов. И ухватить их не за что, неудобны они для созидательной работы. Таких неудобных я делю на две категории: таран истории и тормоз истории. Начну с первой.
Неудобно с революционерами и евреями, скверный материал. Дела с ними не сделаешь. Нет у них привязанности к земле, к теплому месту, к урожаю, к дому. Березу не сажали, водку на смородине не настаивали, елку с детьми не наряжали — как с ними жить? Им идея интересна, а жизнь — нет. Они не умеют радоваться — только страдать со значением. И других упрекают в том, что те недостаточно страдают. Приходит такой урод в компанию, к людям, которым весело, и пугает их мрачной рожей — мол, не живете вы для истории, недостаточно страдаете! Из таких вот бесполезных в жизни людей передовые отряды делают. Ущербные люди — таран истории. Им что ни дай — все будет плохо: ни жене, ни супу, ни отпуску на море — они не рады. Нищие, рваные, злые революционеры — ты их накормишь, а еда впрок не пойдет: вкус чувствовать не умеют. И других отучить хотят. А евреи? Страну они не любят, благодарности за приют не чувствуют, близкого прошлого у них нет, других людей не уважают — им ничего не жалко.
А когда еврей и революционер соединяются в одном лице — жди беды. Тогда появляется на свет Маркс, или другой фанатик, и он столько, подлец, напортит — потом поколения нужны, чтобы исправить. Но с ними в принципе можно работать, они — двигательная сила. Важно их подправить, скорректировать. И дело пойдет.
Хуже другая категория: бедные люди, которым ничего не надо, потому что им и так хорошо. Ну, что у вас хорошего, несчастные вы погорельцы? А все у нас хорошо, говорят. Чем их приманить? Они от жизни подачек не ждут. Сидят в дырявых носках в малогабаритной квартире — и счастливы. Обещаешь им достаток, сулишь прибыль, путешествия, хоромы — а им и так хорошо. Вот сидят они на помойке — а им уютно. Набились всемером в комнату — и улыбаются. Вот это счастье бедняка — самая большая помеха истории, я считаю. Эта неискоренимая радость нищего — я бы ее запретил, уничтожил! Так нет же, опять прорастает. Вот такие наши русские люди, это наш русский многострадальный народ. Отвратительный, неудобный в работе материал. Какой-то болван сказал, что с русскими легко работать, мол, одурачить их просто: наврал про светлое завтра — и вперед. А, чепуха все это! Чтоб их расшевелить, гением быть надо. Это ж сколько евреев и революционеров старалось, чтобы их раскачать! А они покачались, покачались, да опять к своему разбитому корыту потянулись — на покой. Кажется, все у них отнимешь, налог такой поставишь, что на спички не хватит, свет отключишь, воду перекроешь, крышу у дома снесешь — а им неплохо. Муж спивается, сын в тюрьме, продуктов в сельпо нет. А, ничего, говорят, обойдется. И верно, выпустят сына, муж из больницы выйдет, они и посидят на кухне, чайку попьют — и счастливы. Говорю вам ответственно: тормоз истории — это счастье бедняка.
Вот, представьте, в такой ситуации приходится работать. Ведь кому-то все-таки работать надо, не так ли? Одно хорошо — интеллигенция у нас есть, продвинутые граждане с желаниями. Я на них сделал ставку.
Нет, не надо меня хвалить — я заранее знал, во что играю, комбинации изучил, фигуры на доске были известны. Я, можно сказать, сразу играл с обеих сторон доски — и за белых, и за черных. Расставил их, как хотел, и заранее знал — кем пожертвую, кого в ферзи проведу, кого на кого разменяю. И знал, когда и кому ставить мат, — все знал. И фигуры мне охотно подыгрывали. Я только чуть-чуть Розу Кранц подтолкнул, так, едва перспективы ей наметил. А барышня уж по своей воле вперед понеслась, я еле успевал. Я только намек подал: авангардом историю толкать — а они, голубчики, расстарались, не остановишь! Впрочем, я знал, где они остановятся. Я — хороший шахматист.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу