Трейси Шевалье: Падшие ангелы

Сомневаюсь, что мы с Гертрудой Уотерхаус могли бы стать подругами. Когда она в очередной раз повторила, как ее опечалила смерть королевы, я не сдержалась и сказала, что Лавиния, похоже, очень даже наслаждается трауром.

Гертруда несколько мгновений помолчала, потом заметила:

— Какое у вас миленькое платьице. Такой необычный голубой оттенок.

Ричард фыркнул. Мы с ним полаялись из-за моего платья. Откровенно говоря, теперь я и сама была смущена своим выбором — выйдя из дома, я не встретила ни одного взрослого человека, одетого не в черное. Мое платье было темно-синим, но в нем я все же выделялась из толпы гораздо сильнее, чем это входило в мои намерения.

Я решила быть откровенной.

— Да, я подумала, что черный — не очень подходящий цвет в честь королевы Виктории, — объяснила я. — Теперь многое меняется. При ее сыне все будет иначе. Я уверена, Эдуард будет превосходным королем. Он довольно долго ждал.

— Слишком долго, если уж хотите знать мое мнение, — сказал мистер Уотерхаус. — Бедняга — лучшие его годы уже позади. — Вид у него был сконфуженный, словно он сам удивился тому, что высказал свое мнение.

— Но не в том, что касается дам, — парировала я, не в силах противиться искушению.

— Боже мой! — в ужасе произнесла Гертруда Уотерхаус.

— Бога ради, Китти! — прошипел Ричард. — Моя жена всегда говорит вещи, которые говорить не следует, — извиняющимся тоном сказал он Альберту Уотерхаусу, на что тот выдавил из себя смешок.

— Ничего страшного. Она наверняка компенсирует это чем-то другим, — сказал он.

Последовала пауза — мы все пытались осмыслить суть его замечания. В течение одного головокружительного мгновения я думала, что он, возможно, имеет в виду канун Нового года. Но он, конечно же, ничего не мог об этом знать — это не его круг. Я сама изо всех сил старалась не думать об этом. Ричард с тех пор на эту тему не заговаривал, но я чувствую, что в ту ночь пережила маленькую смерть и теперь уже ничто не будет так, как прежде, с новым королем или без.

Потом вернулись девочки, обе запыхавшиеся, что очень кстати позволило всем нам отвлечься. Уотерхаусы быстренько извинились и откланялись. Думаю, все, кроме девочек, испытали при этом облегчение. У Лавинии на глазах были слезы, и я побаивалась, как бы Мод не последовала ее примеру. После этого она рта не закрывала — говорила о своей новой подружке, и мне наконец пришлось пообещать ей, что я устрою им встречу. Надеюсь, она все же забудет об этом, поскольку Уотерхаусы из того разряда семейств, которые вызывают во мне чувство стыда за себя.

Сегодня на кладбище у меня было приключение с моей новой подружкой и одним гадким мальчишкой. Я уже много раз бывала на кладбище, но прежде мама не спускала с меня глаз. А сегодня мама и папа познакомились с семейством, которому принадлежит могила рядом с нашей, и, пока они говорили о всяких взрослых вещах, мы с Мод убежали вместе с Саймоном, мальчишкой, который работает на кладбище. Мы пробежали по Египетской аллее и вокруг склепов, что стоят рядом с ливанским кедром. Там так замечательно, что я чуть в обморок не упала от возбуждения.

Потом Саймон повел нас на экскурсию по ангелам. Он показал нам чудесного ангелочка неподалеку от Террасных катакомб. [4] Неосвященная территория Хайгейтского кладбища, на которой хоронят тех, кто не принадлежит Англиканской церкви. Я его прежде не видела. На нем короткая туника, на спине маленькие крылышки, а голова повернута в сторону, словно он сердится и только что топнул ножкой. Он такой миленький — я даже чуть не пожалела, что не выбрала его для нашей могилы. Но его не было в каталоге ангелов, который показывали нам камнерезы. Как бы там ни было, но я уверена: мама и папа согласны, что тот, которого я выбрала для нашей могилы, лучше всех.

Саймон провел нас мимо некоторых других ангелов, а потом сказал, что хочет показать нам могилу, которую они только что выкопали с отцом. Ну, я-то ее видеть не хотела, но Мод было интересно, и мне не хотелось, чтобы она подумала, будто я трушу. Меня к тому же обуяло страннейшее чувство, будто мне хочется лежать в этой яме. Конечно, ничего подобного я не сделала — не в моем же хорошеньком платьице.

Потом, когда мы собрались уходить, появился какой-то жуткий человек. У него было очень красное лицо и царапины на щеках, и пахло от него выпивкой. Я не смогла сдержать крика, хотя сразу же поняла, что это отец Саймона, потому что у них одинаковые голубые глаза небесного цвета. Он принялся нещадно ругать Саймона, где, мол, тот был и что мы тут делаем, и он употреблял ужасные слова. Если бы Айви Мей или я сказали такое, то папа бы выпорол нас. А папа вовсе не любитель порки. Вот какие это были плохие слова.