Юлия Зеленина - КС. Дневник одиночества

– Да, так бывает… Люди умирают везде… Алена, я должен тебе кое-что сообщить: твой папа… Он умер.

– Как умер? – растерялась я.

– Ничего не знаю. Нам позвонили и сообщили. Я вынужден сказать, хотя опасаюсь за твое душевное состояние. Думаю, пока выписку придется отложить. Если хочешь – поставим тебе укольчик – успокоительное.

– Нет, – твердо решила я, – Я должна это пережить без лекарств.

– Но если появятся голоса…

– Я вам сразу скажу, Павел Иванович.

Я медленно шла по коридору, волоча ноги. Путь в палату казался бесконечным. Слезы катились маленькими струйкам, обжигая лицо. Я так давно не плакала. Мне захотелось прижаться к папе крепко-крепко, как в детстве. Лежа на кровати, я перебирала самые счастливые моменты, связанные с моим добрым и чутким, но глубоко несчастным папочкой. Прорыдав всю ночь, я заснула под утро.

Меня разбудила медсестра. Похоже, уже был день. Немолодая одутловатая женщина улыбалась с такой нежностью, будто я ее родная дочь. Она поставила поднос рядом со мной на тумбочку. Пахло непривычно вкусно. На тарелке был кусок жареного мяса и картофель фри.

– И тут еще свежевыжатый апельсиновый сок, – говорила нараспев тетечка, шевеля своими пухлыми губками.

– Что это? – растерянно спросила я, глядя на поднос.

– Павел Иванович сказал, что тебе надо кушать, чтобы ты не болела!

В моей голове было два вопроса: почему эта женщина говорит так, будто ведет передачу «Спокойной ночи, малыши» для детей-дебилов, и с чего вдруг меня начали кормить ресторанной едой?

– Я могу поговорить с Павлом Ивановичем? – спросила я озадаченно.

– Конечно. После обеда.

Покушав, я отключилась. «Наверное, это из-за стресса», – думала я, проснувшись только на следующий день. Я сходила в туалет, умылась и, вернувшись в палату, снова обнаружила ресторанный изыск на тумбочке. Мне была не понятна причина королевского обращения со мной. После трапезы меня снова вырубило.

Проснувшись через сутки, я начала подозревать, что в еду мне добавляют снотворное. С какой целью? Это мне предстояло выяснить. В палату вновь пришла медсестра с подносом вкуснейшей еды, но у меня не было аппетита, я отправилась в кабинет Павла Ивановича.

Он искренне обрадовался моему визиту и, раскинув руки, направился ко мне навстречу, будто мы самые близкие родственники, не видевшиеся год или больше.

– Ну, как новое питание? – спросил он задорно.

– Вкусно. Правда срубает моментально, – ответила я с натянутой улыбкой.

– Что значит «срубает»? Я не понимаю.

– Я подозреваю, что мне в еду подсыпают снотворное, – сказала я резко.

– Странно, кому это нужно? – Павел Иванович сложил причудливо руки и напомнил мне веселого лешего из какой-то старой сказки.

– Вы сказали, что меня на днях выпишут! – настаивала я.

– Да, должны были выписать, до известия о смерти твоего папы.

– Голосов нет! Я чувствую себя нормально! В конце концов, я должна похоронить моего папу!

– Не беспокойся! Клиника возьмет на себя эту скорбную миссию.

Я внимательно вглядывалась в глаза заботливого доктора – в них горел маленький алчный огонек. Он был бодр весел, бледность и усталость уже не покоились на его лоснящемся румяном лице, украшенном сладенькой улыбкой отрицательного сказочного персонажа. Меня осенило! Я разгадала ребус и поняла причину этого фарса с едой и внимательным услужливым персоналом.

– Вы решили прибрать к рукам мою квартиру? – произнесла я почти по слогам. – Вам это не удастся! У меня есть брат!

– Неужели? И как его зовут? – потешался доктор. Похоже, ему нравилась эта игра. Он совсем не скрывал своих намерений.

– Эдик! – продолжала я врать. – Эдуард!

– Насколько мне известно, в квартире были прописаны три человека. Двое из них мертвы.

Павел Иванович наслаждался своим превосходством, но я не унималась и продолжала врать:

– Просто мой брат прописан у своей супруги. Они много путешествуют… а соседи позвонят ему и скажут, что папа умер, и он сразу приедет!

– Что тут скажешь, – развел руками доктор. – Как только приедет ваш брат Эдуард, мы сразу отдадим ему ключи от квартиры.

Я понимала, что полностью уличена во лжи. «Я буду бороться», – пронеслось в моей голове. Провести остаток дней в клинике для душевнобольных не входило в мои планы.

– У папы есть родной брат! – произнесла я с вызовом, борясь с волнением. – Я помню, он рассказывал мне про скрещенный барабан с бульдогом – про барабульку!

– Брат твоего отца рассказывал? Барабан с бульдогом – оригинально. Видимо больные фантазии – это все же наследственность.