Юлия Зеленина - Он и Она

© Юлия Зеленина, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Она была смешная! Улыбчивая и скромная. В ее глазах пряталась нежность. Никто никогда не смотрел на меня так, как она! Никто никогда не обнимал меня так, как она! Ее руки – две тоненькие изящные проволочки образовывали вокруг моей шеи плотное и теплое кольцо, я чувствовал, что она меня защищает-оберегает-охраняет… Никто никогда меня ТАК не согревал. «Спаси меня», – шептала она тихо на ухо, нырнув под мое одеяло. Ее холодные стопы касались меня и я смеялся. «Босоножка хладнокровная!», – шутил я и прижимал ее к себе крепко-крепко, упиваясь блаженными секундами единения. Она не умела петь, но в караоке-барах заказывала самую сложную композицию и посвящала ее мне. Она не умела танцевать, но на дискотеках вскарабкивалась на сцену и исполняла ряд телодвижений, которые напоминали ритуальный танец дикого племени… Необузданная… Бесстрашная… Преданная… Она была смешная! Да, забыл сказать, что ключевое слово здесь БЫЛА!

В моей бесцветной комнате беснуются солнечные зайчики. Все-таки дождь и солнце удивительный коктейль, смесь красок и настроений, волшебный тандем слезного неба и слепящей глаза звезды по имени солнце. Не тороплюсь вставать с кровати, потому что культивирую продолжение великой депрессии. Очередной календарный день, один из длинной вереницы дней, в которых до безумия тесно-скучно-холодно. Я жду звонков, устало глядя на мобильник, но похоже весь мир забыл о том, что я существую. Хочу позвонить сам и не знаю кому…

Когда в моей судьбе образовалась скважина, из которой хлещет фонтан отчуждения? Я знаю, но не хочу об этом вспоминать. Стыд, как шкура ежика наизнанку, слишком больно впивается своими колючками. Не прав. Перечеркнул. Обидел. Но сделай ты, как все женщины: пиши мне бредовые смс, плачь в трубку, истерии статусами в соцсетях! Пожалуйста, не молчи, пульсируй в моей истории! Будь сегодняшней и предсказуемой! Хотя нет… вру! Не будь той сквозящей женоподобной истеричкой, существование которой оскорбляет человека противоположного пола – сильного, уверенного в себе мужчину, знающего, ЧТО именно ему нужно и предсказывающего завтрашний день.

Она была смешная! Ее привычка покусывать нижнюю губу, в моменты сокровенных мыслей меня умиляла. В этот миг она напоминала ребенка, красивого ребенка, мечтающего о новой игрушке. Минуты погружения в раздумья были так трогательны, что я готов был отдать ей все, что она попросит… Она не просила! Ничего. Никогда.

Свистит чайник. Настоящий холостяцкий чайник, возвещающий о том, что надо продлевать день, внося в него псевдо-событие в виде горячей воды, которая станет частью еды и поступит в желудок, поддерживая жизнедеятельность моего организма. Не умею готовить. Завариваю ерунду под условным названием «лапша» – пластмассовый наполнитель пищеварительного тракта. «На вкус и запах, как переполненный кошачий туалет», – отшутилась она когда-то, попробовав скорозавариваемое изделие из цветного шуршащего пакетика. Та, что ушла, готовила вкусно, но не часто. Она утверждала: бутерброды – пища богов! И еще пичкала меня овощами-фруктами, притворяясь, что борется за мой иммунитет. Несколько раз в моей кухне пахло свежеприготовленной едой… Это были прекрасные дни благоухающие ароматом заботы.

– Повара – для готовки, я – для тебя! – оправдывала она свою нелюбовь к кулинарным подвигам.

Иногда я злился, случалось это во время хлебосольных застолий в гостях у друзей, чьи жены были труженицами кухни. Ведра салата оливье и винегрет – банально, но есть в этом что-то теплое! Я не стремился заполучить на кухонный стол блюда-изыски, но всегда рад котлете с картофельным пюре.

Она была смешная… Просыпаясь утром, походила на маленького слепого котенка, ищущего тепло своей матери. Иногда она храпела (во время сезонных обострений аллергии). Один раз я сказал ей:

– Гудок паровоза – шепот ветра по сравнению с твоим залихватским храпом!

Она обиделась и два дня со мной не разговаривала. А потом я ей подарил букет цветов и был прощен. И снова допущен к телу.

– Мы уже долго вместе, может нам… рискнуть? – произнесла она, разглядывая в журнале снимок круглолицего румяного карапуза.

Я расхохотался, запрокинув голову, и весело воскликнул:

– Ты же несерьезно?!

Она посмотрела на меня вдумчиво и еле заметно кивнула. А потом резко переключилось и начала рассказывать какой-то анекдот. Больше о детях ее уста не произнесли ни слова.