Сара Груэн - Воды слонам!

Августа я нахожу в зверинце, рядом со слонихой.

— Пошла! — орет он, размахивая перед ее мордой крюком.

Она помахивает хоботом и моргает.

— Я сказал, пошла! — он обходит слониху и бьет сзади по ноге. — Пошла, черт тебя дери!

Глаза ее сужаются, а огромные уши прижимаются к голове.

Заметив меня, Август замирает и отбрасывает крюк.

— Что, бурная была ночка? — ухмыляется он.

Сперва шея, а потом и вся моя голова от смущения заливается краской.

— Ладно, забудь. Возьми-ка лучше палку и помоги мне сдвинуть эту безмозглую тварь с места.

К нам подходит Пит, комкая в руках шляпу.

— Август!

Август в гневе поворачивается:

— Господи боже мой! Что тебе нужно, Пит? Я занят — не видишь, что ли?

— Мясо для кошек здесь.

— Отлично. Вот и займись им. У нас нет времени.

— А что именно мне с ним делать?

— Черт возьми, Пит, а сам-то ты как думаешь, что с ним делать?

— Но, босс… — Питу явно не по себе.

— Вот проклятье! — жилка на виске Августа угрожающе набухает. — Ну неужели же я должен делать все сам? Вот, — он протягивает мне крюк, — покажи этой зверюге. Что хочешь, то и делай. Насколько я понял, она только и умеет, что гадить и жрать.

Взяв крюк, я дожидаюсь, пока он выйдет наконец из шатра. Я все еще гляжу ему вслед, как вдруг хобот слонихи касается моего лица и выдувает теплый воздух прямо в ухо. Повернувшись, я встречаюсь взглядом с ее янтарным глазом. И этот глаз мне подмигивает. Я перевожу взгляд на крюк, который все еще сжимаю в руке, а потом вновь на глаз, и он снова подмигивает. Я наклоняюсь и опускаю крюк на землю.

Она покачивает хоботом и помахивает ушами, словно огромными листьями, а ее рот расплывается в улыбке.

— Привет, — говорю я. — Привет, Рози. Меня зовут Якоб.

Помешкав, я вытягиваю вперед руку, совсем чуть-чуть.

Мимо со свистом проносится хобот. Этот жест придает мне храбрости, и я кладу руку слонихе на бок. Кожа у нее шершавая, щетинистая и удивительно теплая.

— Привет! — повторяю я, пробуя легонько похлопать ее.

Ухо поворачивается вперед и возвращается на место, хобот тоже. Я нерешительно к нему прикасаюсь, потом глажу. Я влюблен без памяти и настолько поглощен происходящим, что не замечаю Августа до тех пор, пока он не встревает между мной и Рози.

— Да что с вами со всеми сегодня утром творится? Всех бы к чертям собачьим поувольнял! То Пит не хочет заняться своим делом, то ты сперва как сквозь землю проваливаешься, а потом милуешься со слоном. Где этот чертов крюк?

Я поднимаю крюк с земли. Август выхватывает его у меня, и слониха тут же снова прижимает уши к голове.

— Послушай, золотце, — начинает Август. — Есть у меня одна задачка, которая тебе по силам. Пойди-ка отыщи Марлену и последи, чтобы дна пока не заходила за зверинец.

— А в чем дело?

Глубоко вдохнув, Август сжимает крюк до того крепко, что костяшки его пальцев белеют.

— А в том, что я так сказал. Ясно? — цедит он сквозь сжатые зубы.

Разумеется, я тут же отправляюсь за зверинец, чтобы посмотреть, что Марлене не следует видеть. Когда я заворачиваю за угол, Пит как раз перерезает горло одряхлевшей чалой кобыле. Лошадь пронзительно кричит, а кровь из дыры в ее горле выхлесщвает на шесть футов вперед.

— Боже праведный! — вскрикиваю я, отшатываясь.

Сердце лошади останавливается, она взбрыкивает все слабее и в конце концов падает на колени. Обрушившись вперед, она еще некоторое время скребет землю передними копытами и наконец затихает. Глаза у нее широко раскрыты, а вокруг шеи натекает темная лужица крови.

Пит стоит над подергивающимся животным и, не разгибая спины, поднимает на меня взгляд.

Рядом с ним привязана к колу изнуренная гнедая лошадь, вне себя от ужаса. Ноздри раздуваются так, что видно, какие они красные внутри, морда устремлена вверх, а поводок натянут до предела — кажется, что он вот-вот лопнет. Пит перешагивает через прирезанную лошадь, хватается за веревку рядом с шеей и перерезает горло второй кобыле. Вновь хлещет кровь, вновь агония — и еще один труп.

Пит вяло опускает руки. Рукава закатаны по локоть, в пальцах — окровавленный нож. Он смотрит на лошадь, пока она бьется в конвульсиях, и снова поднимает взгляд на меня.

Вытерев нос, он сплевывает и возвращается к работе.

— Марлена! Вы здесь? — случусь я в купе.

— Якоб? — тихо отзывается она.

— Да, — отвечаю я.

— Заходи.

Она стоит перед открытым окном, глядя в сторону паровоза. Когда я захожу, она поворачивается ко мне. Глаза у нее широко распахнуты, лицо опухшее.