Сара Груэн - Воды слонам!

— Гррррм, — рычу я.

Она выходит, и теперь ничто не мешает мне получать удовольствие. Я беру насадку душа и поливаю все тело сверху вниз — начинаю с плеч, перехожу на спину, а потом провожу струей воды вдоль костлявых рук и ног. Затем я откидываю голову, закрываю глаза и направляю струи воды себе в лицо. Мне представляется, что на голову обрушился развеселый тропический дождь. Наконец я направляю струю воды вниз, на сморщенную розовую змейку, в незапамятные времена породившую пятерых детей.

Порой, лежа в постели, я закрываю глаза и вспоминаю, как выглядит обнаженная женщина и каково это — чувствовать ее рядом. Обычно это моя жена, но не обязательно. Я всегда был ей верен. За шестьдесят лет ни разу не ходил на сторону, разве что в воображении — и мне кажется, ее бы это ничуть не обеспокоило. Она понимала меня как никто другой.

Боже, как я по ней скучаю! И не только потому, что, будь она жива, я бы здесь не торчал, хотя это истинная правда. Даже окончательно одряхлев, мы заботились бы друг о друге, как и прежде. Но когда ее не стало, дети взяли все в свои руки. Когда я впервые упал, они решили мою судьбу в мгновение ока.

«Но папа, — сказали они, — ведь ты же сломал бедро». А то я сам не заметил! Однако я уперся. Грозился не оставить им ни цента — и лишь потом вспомнил, что они и так уже распоряжаются всеми моими деньгами. Они не стали мне об этом напоминать, а только дождались, чтобы я отбрюзжал свое, как последний дурак, и сам вспомнил, что дал на это согласие.

Тогда я еще больше разозлился: если бы они меня хоть немного уважали, то позаботились бы, чтобы я правильно представлял себе ситуацию. Я чувствовал себя как младенец, на крики которого взрослые привычно не обращают внимания.

Собственная беспомощность ошеломила меня, и я начал сдавать позиции.

«Что ж, вы правы, — признал я. — Возможно, кое-какая помощь мне и понадобится. Было бы недурно, если бы днем кто-нибудь заглядывал помочь с готовкой и уборкой. Не пойдет? А как насчет живущей в доме прислуги? Знаю-знаю, после смерти мамы я тут самую малость все запустил… Но мне казалось, что вы говорили… Что ж, тогда кто-нибудь из вас может перебраться ко мне… Но я не понимаю… Послушай, Саймон, у тебя большой дом. А что, если я…»

Но вышло совсем не так.

Я помню, как меня увозили, укутав, словно кота, которого нужно показать ветеринару. Когда машина тронулась, глаза мои были до того полны слез, что я даже не смог напоследок оглянуться.

«Это не дом престарелых, — сказали мне они. — Это проживание с оказанием необходимой помощи — очень прогрессивно. Тебе будут помогать только там, где помощь действительно понадобится, а когда ты состаришься…»

Тут они замолкали, как если бы давая мне возможность самому додумать эту мысль.

Довольно долго мне казалось, что меня предали: мыслимо ли, что никто из детей не согласился взять меня к себе. Но больше я так не считаю. У меня было время поразмыслить, и я понял, что у них и без меня полно проблем.

Саймону около семидесяти, и он перенес как минимум один инфаркт. У Рут диабет, а у Питера что-то с простатой. Жена Джозефа сбежала с разносчиком напитков, которого повстречала на пляже, когда они были в Греции. И хотя, слава богу, Дина как будто бы справилась с раком груди, сейчас у нее живет внучка, которую она пытается направить на путь истинный — та обзавелась двумя незаконными детьми и была задержана при ограблении магазина.

И это я еще не обо всем знаю. О многом они просто умалчивают, не хотят меня беспокоить. Кое о чем я догадался сам, но стоит мне задать хоть один вопрос, и они прекращают разговор. Дедушке, видите ли, нельзя волноваться.

Но почему? Вот что я хотел бы знать. Терпеть не могу этот их дурацкий оберегающий подход, ведь это верный способ списать меня со счетов. Если я даже не знаю, чем они живут, как мне поддерживать разговор?

Но потом я понял, что защищают они вовсе не меня, а себя. Чтобы не слишком переживать, когда я умру — так подростки отстраняются от родителей, прежде чем покинуть отчий кров. Когда Саймону стукнуло шестнадцать, и он стал грубить, мне подумалось, что дело в нем. Однако когда то же самое случилось с Диной, я понял, что ее вины тут нет: это заложено в нее самой природой.

Умолчания умолчаниями, но в целом мои родственники честно меня навещают. Что бы ни случилось, каждое воскресенье кто-нибудь из них у меня. Они говорят, и говорят, и говорят о том, какая сегодня чудесная/ненастная/ясная погода, и чем они занимались во время отпуска, и что ели на обед, однако когда дело близится к пяти, они с благодарностью смотрят на часы и отбывают.