Екатерина Минорская - Женского рода

Надо же, контролеры! «И ведь видели, что я не поку­пала билет…» — вдруг подумала Алиса и съежилась.

— Пройдемте, девушка! — сказал один из мужчин, то­ропя Алису выйти на платформу.

— Но это не моя станция! — запротестовала девушка.

Когда электричка ушла, мужчины представились оперуполномоченными, и перед Алисиным носом мельк­нули соответствующие корочки.

Они спустились с платформы на маленькую станцион­ную площадь, где уже стояла наготове милицейская ма­шина, возле которой курили два человека в форме.

— Наконец-то, — сказал один из местных милиционе­ров, заметив приближающуюся троицу. — Кого они там приволокли-то?

— Да девку какую-то они ждали… Говорят, много «бе­ленького» у нее.

Они смерили Алису взглядом и кивнули подошедшим с ней операм на мужчину и женщину, стоящих неподалеку:

— Вот двух местных подогнали в понятые!

Понятые переглянулись и придвинулись ближе. Уже у машины один из онеров лукаво улыбнулся Алисе и, достав нож, ловко вскрыл запертую шкатулку — в нее до самого верха были утрамбованы пакетики с белым порош­ком. Вскрыв один из них, опер довольно принюхался,

— Что итребовалось доказать! Что ж ты, Алиса, та­кую кучу героина — ив электричке!

У Алисы дрожали губы; ее не смутило, что милицио­неры знают ее по имени, она понимала только, что сейчас ей наденут наручники и она не сможет вернуться к Кирш. Алиса попятилась, озираясь по сторонам, будто на этой серой пустынной даже средь бела дня станции может от­куда ни возьмись появиться космический корабль, способ­ный спасти ее. Но вместо космического корабля рядом громоздилась лишь куча металлолома,

— Некуда бежать, мадам, лет на семь казенные апар­таменты вам обеспечены! — съязвил второй — лысый — оперативник и попытался схватить Алису за руку.

Она отскочила в сторону и, чувствуя, как бешено бьет­ся сердце, выхватила из кучи металлического хлама кусок арматуры.

— Да ты у меня за такое, подружка, еще раком вста­нешь! — Лысый опер сплюнул в сторону и ловко ухватил Алису за шиворот. В следующую секунду он уже лежал на земле, и двое — Алиса и другой оперативник, — опешив, смотрели на то, как медленно краснеет возле его лысой головы грязный снег.

… В милицейской машине Алиса видела только одну точку — пересечение двух царапин возле крошечного окна. Она перерождалась, а может, умирала, если умирание — это когда замерзают внутри все чувства и мысли, когда испуганно прячется на недосягаемую глубину память и страх парализует настолько, что уже ничего, кроме него, страха, не можешь ощущать… Сколько жизней прожила Алиса этой зимой, думала она о себе безразлично в тре­тьем лице: вот только недавно простилась с той Алисой, что жила в Питере, собиралась замуж и хотела создать такой психологический метод, который мог если не осча­стливить человечество, то хотя бы раскрасить мир крас­ками для самых отчаявшихся его представителей… С той Алисой простилась, глядя на заснеженное поле в малень­ком окошке деревенского домика. А сейчас, глядя в ма­ленькое зарешеченное окошко милицейской машины, она прощалась с той Алисой, которая едва успела начать дру­гую жизнь — ту самую, которую хотела разделить с Кирш.

Она больше не та, какой ее помнит Питер, и не та, ко­торая вкусила «неправильную любовь», теперь она — пре­ступница, и это — возмездие за то, что она сошла со своей орбиты. Теперь она не имеет права выбирать жизнь для себя, теперь обстоятельства выбирают се, засасывают ее, а жизни больше нет.

И как же Кирш, думала Алиса, скоро ли она забудет про своего падшего ангела?.. И не причинят ли вреда и ей те же люди, что так поступили с Алисой? Бедная Кирш! По Алисиным щекам текли слезы, и она даже не пыталась их вытирать — только медленно переводила взгляд с на­ручников на окошко, с окошка на царапинки возле него…

— Вылезай, красавица!

Машина остановилась, дверца с грохотом открылась, Алиса шагнула на истоптанный снег.

Марго стряхнула с колена пепел и села к столу, к нача­тому листку бумаги.

«Дорогая Алиса! Дело даже не в том, что твоя бабуш­ка сходит с ума от волнения, хорошо бы, чтобы и ты была уверена, что все делаешь правильно. Приложу это письмо к Аниному — твой жених (?) обещал тебе отвезти. Значит, вы все-таки общаетесь? Я писала моей Зое много писем и почти никогда не отдавала ей: слова беспомощ­ны, как старухи… Все, что я хочу тебе сказать,— это не перепутай свою жизнь с чужой. К тому же эта странная любовь может просто увлечь тебя своей странностью, зап­рещенностью, дерзостью и при этом играючи сломать твою жизнь. И, о господи, как редко в этом мире случается имен­но любовь!»