Екатерина Минорская - Женского рода

— Дура! Тебе мужика надо, тогда мозги на место вста­нут!

Витек шипел, держась за раненую руку:

— Уродина, благодарить должна; да при такой топор­ной морде ни один мужик на тебя не позарится!

Рэй не услышала адресованных ей слов, а если бы и услышала, они оказались бы не более сильным оскорбле­нием, чем поступок этих двух мужчин.

Уродиной Рэй не была: таких женщин просто называ­ют некрасивыми. У нее были довольно грубые черты лица, колючий взгляд, широкие скулы и бесформенные брони. С эстетической точки зрения все это мало украшало Рэй как женщину, по вполне подходило ей как «почти мужчине»-транссексуалу. Кроме того, если со стороны не возни­кало откровенных провокаций, у Рэй было приятное, рас­полагающее выражение лица: глаза улыбались и были вни­мательны к собеседнику, часто выдавая восхищение.

Рэй первый раз в жизни вцепилась отцу в рубашку, с ненавистью заглянула в глаза и зашипела:

— Придурок, да мне врачи разрешение дали на смену пола! Мне уже паспорт меняют, по закону! Мне операцию скоро сделают!..

Она схватила куртку и выбежала из дома, Как всегда, позвонила Кирш, но у той был выключен мобильный. Тогда Рэй ненадолго зашла в компьютерный клуб, потом купила две бутылки водки и провела весь вечер и ночь у знакомой милиционерши Натальи. Та — пышная дама с Приволжским говором — всегда встречала Рэй с горящи­ми глазами, малиновыми губами и в обязательном крас­ном махровом халате. Наталья умела утешать, душа в сво­их объятиях, и отличалась темпераментом в постели.

Назавтра с больной головой Рэй с трудом дождалась кон­ца рабочего дня. Она плелась от метро, проклиная необхо­димость возвращаться в родительский дом и укрепляясь в мысли снять комнату. «Только собрать вещи!» — с таким желанием Рэй вошла в квартиру, сжав кулаки. Дома, к счас­тью, никого не было. Она включила музыку и начала выки­дывать вещи из шкафа. Неожиданно сердце дрогнуло: от­крылась входная дверь, раздались шаги по коридору, и Рэй увидела отца; в руке бутылка, глаза подозрительно блестят.

— У меня больше нет дочери!

— Да у тебя ее давно нет! — Рэй продолжила разби­рать вещи.

— Я от тебя отказываюсь.

— Да плевать! Ты б еще моей пенсии дождался, чтоб от меня отречься!

— Я давно собирался. Я тебе и памятник давно приго­товил — в гараже стоял…

Рэй с ужасом оглянулась:

— Какой памятник?!

Отец отхлебнул из бутылки и ответил таким низким голосом, что с первого его слова у Рэй похолодела душа:

— Слушай меня. Последний раз. Я жену похоронил. А потом и дочь. Дочь, а не мужика без …! — Он махнул ру­кой и захлопнул за собой дверью.

Рэй присела на край дивана.

Потом сорвалась с места, будто кто-то ударил ее в спи­ну, и, перепрыгнув через груду вещей, валяющихся на полу, бросилась прочь из квартиры.

Она бежала по улице, не огибая луж; пересекла улицу и дальше — переулками, переулками. Странно в тридцать лет бежать как в пятнадцать — от обиды и думая, что мож­но обогнать машины. Срезав полквартала, она выбежала к остановке— как раз подъезжал трамвай. Рэй вошла в него одним шагом и впилась руками в поручень. «Врет он все! Он не посмеет!»

Уже стемнело. Кладбищенский сторож угрюмо наблю­дал через окошко, как не по сезону одетое, вернее, разде­тое существо трясет ворота. Сидящий напротив сторожа человек даже не повернул голову в сторону окна: он сгор­бился, разглядывая потрепанные карты в руке, и, нахму­рив брови, искоса поглядывал на полупустую бутылку, стоящую у сю ног на газете. Когда зрелище за окном по­рядком наскучило, сторож положил свои карты на ящик, пригрозив напарнику, и вышел к Рэй.

— Чего ломишься, пацан? Сюда никто не опаздывает! — Рэй сделала шаг назад.

— Вы что, закрылись уже?! Мне надо, очень!

Сторож прищурился: существо ответило ему неприят­ным, но женским голосом, и под рубашкой у него, кажет­ся, была отнюдь не мужская грудь,

— Баба, что ли? А, один хрен; чего надо-то? Потом навестишь, утром приходи.

Рэй достала из заднего кармана брюк кошелек и про­тянула сторожу. Тот нерешительно взял, открыл, с сомне­нием посмотрел на странную посетительницу и, вынув не­сколько купюр, вернул кошелек Рэй, Ворота загрохотали, Рэй протиснулась в щель, не дождавшись, пока они откро­ются до конца.

— Кто это там? — удивился карточный напарник сто­рожа.

— Да психованная какая-то: приспичило ей в темноте по кладбищу гулять… И вообще, могла бы через сто мет­ров через дырку в заборе пройти…

Рэй не была на кладбище давно, она уже не бежала, а медленно шла, не чувствуя холода. Ничего, кроме страха. И это был не страх темноты, не боязнь снова увидеть ог­ненный столб и не страх перед покойниками: она боялась увидеть то, что приехала увидеть.