Николай Гарин - Таежная богиня

— А что, он и красками писал? — вновь спросил Никита.

— В тетради карандашом, насколько я помню, и чернильной авторучкой, были такие, а в альбоме только красками и еще цветными мелками на темной бумаге.

— Но у бабушки нет этих альбомов, — опять вырвалось у Никиты. В его голосе были и сожаление, и удивление, и обида.

— Не знаю, не знаю, — пожал плечами Анатолий Иванович, — может, он все это хранил у Фомичева, был у него такой приятель, художник. Матвей часто пользовался его мастерской на Луначарского. Во всяком случае, он мне как-то об этом говорил.

— Анатолий Иванович, — мило прозвучало из-за двери, — мы ушли. — В дверном проеме светились две женские головки.

— А? Что? Да, да, идите, идите, — спохватился Захаров и глянул на часы. — А который час? Семь! Вот это да! Никита, уже семь.

— Но вы еще не рассказали, э-э...

— Да, да, я помню. Эх, чайку бы сейчас, да девочки ушли... ну да ладно. — Несмотря на выпитый коньяк, волнение все же овладело Захаровым, и Никита это видел. Бывший друг отца, сдвинув брови, быстро заходил по кабинету, резко поворачиваясь.

— Это было осенью шестьдесят седьмого года, — начал Анатолий Иванович. Он перестал ходить и остановился у окна. — В районе Березова. Я только-только защитил кандидатскую и с группой инженеров готовился к эксперименту по прослушиванию газоносных пластов в этом районе. Работа не клеилась. То одного не было, то другого. Что-то из приборов забыли, генератор барахлил, в общем, себя и людей измотали... А тут еще страшная радиотелеграмма — в районе озера Балбанты при взрывных работах погиб начальник партии. Так я узнал о гибели твоего отца. — Анатолий Иванович резко повернулся и прошел к шкафу. Открыв дверцу, он долго, часто чертыхаясь, что-то искал в нем. Потом продолжил поиски в своем столе, но, так ничего и не найдя, вернулся к Никите. Сев на прежнее место, продолжил:

— Вылетели на гидросамолете, были тогда такие. В комиссию вместе с представителями прокуратуры, исполкома взяли и меня, вернее, я напросился. На озере были большие волны, и при посадке, как потом выяснилось, у самолета лопнула какая-то важная тяга. Короче говоря, возникла проблема с обратной дорогой. Пока добирались до расположения партии, стемнело. — Анатолий Иванович закурил. Но теперь он курил без особого удовольствия, торопливо, в кулак, как подросток.

— Твой отец лежал на столе для промывки проб в дощатом сарае. Мы с ним не виделись несколько лет, поэтому меня тогда удивил его вид. Большая рыжая окладистая борода, очень худой... Лицо и грудь в пороховых отметинах, глазницы — глубокие ямы. Он то ли закладывал, то ли разряжал заряд вместо кого-то, вот и... Тогда я не сразу заметил трех вогулов — двух низеньких мужичков и женщину, что все время стояла в голове покойного. Честно говоря, было не до них, когда перед тобой такое, а вот уже потом, когда тело твоего отца пропало, я стал припоминать.

— Как пропало? — вырвалось у Никиты. — Что значит, пропало?!

— А вот так, пропало, и все, мой мальчик, — Анатолий Иванович снова порывисто встал и, в очередной раз закурив, заходил по кабинету. — Мы его потом до снега искали и по весне всю реку прошарили.

— Подождите, подождите, Анатолий Иванович, — Никита тоже поднялся со своего стула, — мне говорили, что его схоронили, и даже есть могилка... А выходит?..

— А вышло, Никитушка, так, что мы не могли ждать, пока самолет отремонтируется, холодильника не было, а тело ждать не будет, не зима, надо было его оперативно доставить хотя бы в Саранпауль. Вот и повезли водой. Эти двое мужичков с вогулкой взялись за два дня доставить. Поплыли на своей лодчонке и все трое пропали, и тело твоего отца тоже. Даже лодку не нашли.

У Никиты в голове зашумело, а потом возникло ощущение, что он это как будто уже знал раньше. Он не заметил, как стал вышагивать по кабинету вместе с Захаровым. Потом Никита в раздумье сел на свое место, пытаясь собрать воедино только что полученную информацию.

— Конечно, такое мы не могли сообщить ни твоей матери, ни бабушке. — Анатолий Иванович с минуту помолчал, а потом тихо добавил: — Но и это не все, Никитушка. Когда я вернулся домой, то решил собрать всех, с кем в студенчестве Матвей так или иначе дружил или был в приятелях. Хотел оформить фотогазету... И не нашел ни одной фотографии с твоим отцом, сделанной после четвертого курса, то есть после той экспедиции на Северный Урал. И у остальных не оказалось фотографий Матвея. А на общей, выпускной, вместо твоего отца белое пятно. Вот это, дорогой мальчик, до сих пор не поддается никакому объяснению. Чертовщина! Пропали даже рисунки, которые он дарил нам на прощание. Если бы кто мне рассказал такое, я бы не поверил.