Трейси Шевалье - Тигр, светло горящий

Дик Баттерфилд поднес кружку к губам и сделал большой глоток.

— Потом приходит март — и все начинается сначала, когда этот великий иллюзионист снова возводит свой замок. Но некоторые из нас уже набрались опыта и не желают иметь дела с Филипом Астлеем. Мы знаем — это ненадолго.

— Ну ладно, па, ты сказал, что хотел. Он рта не закрывает, — сказала Магги Джему. — Иногда я засыпаю с открытыми глазами, пока он говорит.

— Ах ты дерзкая нахалка! — воскликнул Дик Баттерфилд.

Он замахнулся на нее, а она со смехом увернулась.

— А где же Чарли? — спросила Магги, когда они снова уселись на свои места.

— Не знаю — сказал, у него какие-то дела. — Дик покачал головой. — Скоро я скажу этому парню: сегодня ты, милок, должен прийти домой и принести заработанные деньги.

— Ну, этого тебе долго придется ждать, па.

Прежде чем Баттерфилд успел ответить, высокий человек с широким квадратным лицом заговорил низким, густым голосом, при звуках которого в пабе воцарилась тишина.

— Сограждане! Слушайте меня!

Магги узнала в нем одного из непритязательных ораторов на сборище в Камберлендском саду. Он держал в руках что-то вроде бухгалтерской книги в черном переплете.

— Меня зовут Робертс. Джон Робертс. Я только что вернулся с митинга ламбетской ассоциации, там собирались местные жители, преданные королю и не приемлющие смуты, которую насаждают здесь французские агитаторы. Вам бы тоже следовало быть там, вместо того чтобы попивать тут пивко.

— Некоторые из нас там были! — крикнула Магги. — Мы уже вас слышали.

— Отлично, — сказал Джон Робертс и направился к их столику. — Тогда вам известно, что я здесь делаю, и вы первыми подпишете это.

Дик Баттерфилд лягнул Магги под столом и смерил ее гневным взглядом.

— Не обращайте на нее внимания, сэр, она просто дерзкая нахалка.

— Она — ваша дочь?

Дик подмигнул ему.

— За мои грехи наказание… вы меня понимаете.

Джон Робертс не проявил никакой склонности к юмору.

— Вам надо лучше смотреть за дочерью, чтобы она держала язык за зубами, если не хочет получить койку в Ньюгейте. Тут смеяться не над чем.

Дик Баттерфилд поднял брови, отчего его лоб избороздили глубокие морщины.

— Может, вы возьмете на себя труд, сэр, объяснить, что это за дело такое, над которым мне нельзя посмеяться.

Джон Робертс уставился на него, размышляя, издевается ли над ним Баттерфилд или нет.

— Это декларация преданности королю, — сказал он наконец. — Мы обходим паб за пабом, дом за домом и просим жителей Ламбета подписать ее.

— Но мы должны знать, под чем подписываемся, разве нет? — спросил Дик. — Прочтите нам ее.

В пабе теперь воцарилась тишина. Все смотрели, как Джон Робертс открывает свой гроссбух.

— Может, вы тогда прочтете ее вслух для всех, если уж вас это так заинтересовало, — предложил он, пододвигая книгу отцу Магги.

Если он полагал смутить этим Дика, то его надежды не оправдались — тот положил книгу перед собой и принялся довольно бегло читать, даже вкладывая в слова то, чего на самом деле не чувствовал. Прочел он следующее:

«Мы, жители Ламбетского прихода, всей душой приветствуя блага, которые дает нам нынешняя почитаемая и обожаемая форма правления, включающая короля, палату лордов и палату общин, чувствуем своим первоочередным долгом в настоящий критический момент заявить не только о нашей искренней и ревностной преданности ей, но, более того, выразить наше полное отвращение ко всем наглым и неприкрытым попыткам потрясти и подорвать нашу бесценную Конституцию, которая вот уже несколько веков являет себя надежной основой нашего национального счастья.

Мы единогласно решили:

Организовать ассоциацию, чтобы, насколько то в наших силах, противодействовать всем противозаконным и подстрекательским митингам злоумышляющих и коварных негодяев и предпринимать самые эффективные меры, какие будут в рамках наших возможностей, чтобы уничтожить подрывные публикации, явно имеющие целью ввести в заблуждение людей и посеять раздор и анархию в королевстве».

Когда Дик Баттерфилд закончил чтение, Джон Робертс поставил на стол пузырек с чернилами и вытащил перо.

— Вы это подпишете, сэр?

К удивлению Магги, отец снял крышечку с пузырька, обмакнул перо в чернила и начал подписываться в конце листа под другими подписями.

— Па, ты что делаешь? — прошептала Магги.

Ей очень не понравились грубые манеры Джона Робертса. Он и ее работодатель, мистер Бьюфуа, были хуже всех из выступавших на митинге, и она полагала, что отец воспримет этого нахала так же.