Трейси Шевалье - Тигр, светло горящий

— А тебе не пора к семье? — резко спросил он.

Магги пожала плечами.

— Они все равно в пабе. Я их и позже могу найти.

— А я пойду к своей.

Он сразу же пожалел, что заговорил с ней таким тоном, увидев в ее глазах обиду, которую она тут же скрыла под напускным безразличием.

— Как хочешь.

Она пожала плечами и отвернулась.

— Постой, Магги, — окликнул ее Джем.

Она направлялась к боковому входу, которого он не заметил раньше. Как и при первой встрече, в тот момент, когда Магги оставила его, ему захотелось, чтобы она снова была рядом. Он почувствовал на себе чей-то взгляд и, оглянувшись, посмотрел через дверной проем в придел Эдуарда Исповедника. На него смотрел мистер Блейк — его рука с карандашом замерла над листом бумаги.

Анна Келлавей настаивала, чтобы прийти заранее, а потому они уселись на свои места точно в половине шестого и целый час ждали, когда амфитеатр заполнится и начнется представление. Имея билеты в партер, они по крайней мере могли сидеть на скамьях, хотя некоторые люди из партера предпочитали сгрудиться у арены, где должны были скакать лошади, выступать танцоры, сражаться солдаты.

Джем и его отец разглядывали мельчайшую деревянную резьбу лож и балкона, украшенную металлом. В трехъярусной люстре из тележных колес, которую Томас Келлавей видел еще в день своего приезда, теперь горели сотни свечей, а вдоль лож и балконов — еще и факелы. Свет до наступления темноты проникал внутрь и сквозь открытую крышу. С одной стороны арены была сооружена небольшая сцена, на заднике которой были изображены горы, верблюды, слоны и тигры — тот самый восточный колорит, о котором говорил Филип Астлей, описывая представление «Осада Бангалура».

А еще Келлавей разглядывали публику. Их окружали ремесленники и торговцы: лавочники, портные, плотники, кузнецы, печатники, мясники. В ложах сидел средний класс: купцы, банкиры, адвокаты, в основном из Вестминстера, что за рекой. На балконе стоял народ победнее: моряки и солдаты, портовые и складские рабочие, а еще угольщики, кучера, конюхи, кирпичники и каменщики, золотари, садовники, уличные торговцы, старьевщики и всякий прочий народ. Было там также немало слуг, учеников и детей.

Пока они ждали, Томас Келлавей исчез, а потом вернулся с робкой улыбкой, неся четыре апельсина. Джем никогда еще не пробовал апельсинов — эти фрукты и в Лондоне-то были редкостью, а в Пидлтрентхайде о них слыхом не слыхивали. Он подумал немного, глядя на кожуру, а потом вонзил в нее зубы, как в яблоко, и тут же понял, что она несъедобна. Мейси рассмеялась, глядя, как он выплевывает кожуру.

— Глупый, — сказала она. — Смотри.

Она кивком показала на соседей, которые ловко очищали свои апельсины, кидая очистки на пол. В течение всего остального вечера, когда они переступали и топали ногами, кожура испускала резкий, щекочущий ноздри дух, перебивающий все остальные запахи: лошадиного помета, пота и дыма факелов.

Когда заиграла музыка, на сцену вышел Филип Астлей, чтобы обратиться к публике. Он постоял несколько мгновений, разглядывая зрителей партера. Найдя Анну Келлавей, улыбнулся, довольный тем, что его обаяние превратило врага в друга.

— Добро пожаловать в королевский салон и новый амфитеатр на открытие сезона тысяча семьсот девяносто второго года в цирке Астлея! Вы готовы изумляться и развлекаться?

Публика взревела в ответ.

— Поражаться и ошеломляться?

Снова рев.

— Удивляться и восторгаться? Тогда мы начинаем.

До представления Джему все очень нравилось, но когда оно началось, он обнаружил, что нервничает. В отличие от матери ему цирковые номера не казались достойным развлечением. Он не был поражен, подобно сестре, красотой кого-либо из исполнителей. И не радовался, как отец, тому, что все вокруг довольны. Джем знал, что по идее должен удивляться номерам, которых не видел раньше. Жонглеры подкидывали факелы и не обжигались; ученая свинья складывала и вычитала цифры; лошадь кипятила чай и наливала его в чашку; мисс Лаура Девайн в своих мелькающих нижних юбках танцевала на канате; два канатоходца сидели за столом и обедали на высоте тридцать футов над землей; наездник выпивал стакан вина, стоя на двух галопирующих по арене лошадях. Все это зрелище опровергало общепринятые представления о жизни. Люди должны падать с натянутых наверху канатов или со спин скачущих лошадей. Свиньи не умеют складывать и вычитать. Лошади не могут готовить чай. У мисс Девайн от всех этих прыжков должна закружиться голова.