Робин Фокс - Наша Рыбка

– Не представляю совершенно. Скорее всего, ничего не выйдет. Но надо попытаться.

Над нами замигали и вдруг погасли все лампочки.

Я сидел в гостиной один. Было почти темно – только небольшое, тусклое пятно света выползало из-за полки над дверью. За окнами шел густой-прегустой снег.

«Скорее всего, ничего не выйдет».

«Конечно, ничего не выйдет! Я не смог объяснить сразу, но объясню тебе теперь! Неужели ты не знаешь, почему все это нелепо, невозможно? Невозможно сказать то, что произносят шепотом, стоя друг к другу совсем близко. То, что говорят, оставшись наедине, то, от чего по телу расползаются мурашки. Постой, знакомо ли тебе это чувство, когда только для тебя сменяются времена года и по ночам светит луна? Есть ли у тебя тайны, которые ты сможешь рассказать только одному-единственному человеку, – а если есть, неужели этим человеком не стану я? И ты станешь молчать, пока мы оба будем ждать от тебя откровений?»

Я бываю очень сентиментален. Иногда бестолковая, какая-то бытовая романтика просто переполняет меня. Я ощущаю тоску, когда смотрю на сумеречное, оливковое к горизонту небо, на фоне которого черными башенками выступают уснувшие городские дома. Но о чем тоскую? О жизни, которая проходит там без меня? Или о людях, которые без моего участия проживают свои судьбы, о людях, которых я никогда не узнаю? А еще эти чужие дворы! Когда летний вечер прямо оседает на яблонях. Кот в окне первого этажа. Резные тени деревьев на кирпичной кладке. Или это тоска по прошлому? Но в прошлом моем почти ничего не было – не о чем грустить и нечем восхищаться!

Я достал мобильник. На странице в «Фейсбуке» у Ярославны Рыбкиной было только четыре фотографии с ней самой. Я уже изучил их вдоль и поперек. Даже в памяти моего телефона хранилось больше ее снимков. Вчера я фотографировал их с Воронцовым: они дурачились на фоне светящихся снеговиков и тантамаресок, которыми был украшен город. Потом я сделал ее смазанный портрет в кофейне. Было еще несколько нерезких селфи, но на них мы все выглядели по-дурацки. Снова открыл их и пересмотрел. А затем набрал ее номер. Мое решение было непоколебимым.

– Я ждала, что ты позвонишь, но не думала, что так поздно.

– Ждала? Почему?

– Я даже догадываюсь, что ты хочешь сказать.

– Что же?

– Ну, например, что втроем встречаться у нас никак не получится.

Я вздохнул.

– Игорь, скажи, почему ты ни разу не пригласил меня куда-нибудь? Одну. Ты сказал, я тебе снюсь. Почему же тебе не захотелось со мной пообщаться?

– Нет, мне очень хотелось!

Мне правда хотелось. Дико хотелось. Но почему я ее никуда не звал, хотя сто раз думал об этом? Пусть кто-нибудь ответит за меня. Ясна, ты, кстати, еще не знаешь, что я супергерой. Правда, ты расстроишься, когда узнаешь, какая у меня суперспособность.

– Как ты думаешь, кого бы я выбрала, если бы в самом начале вы решили разделиться и приглашали меня на свидания по отдельности?

– Воронцова.

– Почему? – Она рассмеялась.

– Ну… это очевидно, – буркнул я.

– Очевидно для тебя. Потому что у вас с ним какая-то связь.

– Какая еще связь?

– Что? Думаешь, я ничего не замечаю? – В голосе на том конце послышалась улыбка.

– Ты тоже думаешь, что Воронцов гей? Он не гей, это точно. И ко мне он не клеится. Это Вадим про него слухи распустил.

Ясна вдруг расхохоталась.

– Ну что ты несешь? – наконец успокоившись, спросила она. – Боже, какой ты забавный!

Приятное тепло расползлось по всему телу и расплющило меня в кресле.

– Ясна, мы встретимся завтра? Скажи, что встретимся.

– Если ты хочешь.

– Завтра вечером у меня. Я хочу с тобой разговаривать. Долго.

– Вечером не получится, – сказала она. – Может, тогда утром?

– Да, когда скажешь.

– И Петя? – спросила она.

– И Петя… так и быть…

– Лучше давайте погуляем?

С Воронцовым мы договорились встретиться возле Пушкинского музея, но я вышел гораздо раньше и поехал на «Щелковскую» – мне все же требовалось увидеться с Ярославной один на один. Она назвала свой адрес, но, наверное, не думала, что я приеду без Пети.

Я узнал в грязном выходе из метро что-то щемящее, в неказистой остановке, с которой когда-то уехал автобус, не дождавшись Ярославну, – что-то уже виденное и как будто со мной породнившееся. Почти бегом я преодолел лабиринт незнакомых улиц, быстро нашел нужный дом и остановился у подъезда, не зная, как быть дальше.

«Или сейчас, или уже никогда… – думалось мне. – Или принять все сейчас, или уже никогда этого не получится. Или же изменить все сейчас… Сейчас…»