Евгений Клюев - Андерманир штук

Все-таки сам Забылин, слава тебе Господи, оказался тут ни при чем: в скобках значилось «Доставил г. Никольский, из Мезени». Где была эта Мезень, Демонстратнер не знал, облегченно вздохнул и, озираясь, закрыл страшную книгу. Подростков уже не было – только из автомата праздно торчала многократно перекрученная проволочка. На всякий случай Демонстратнер отошел от нее подальше.

Прочитанное застряло в нем колом. По совести сказать, таких уж совсем ужасов не ожидал Демонстратнер от русского народа. Педантичная бесстрастность перечня необходимых для порчи мер сообщала прочитанному просто какую-то запредельную мрачность… похоже, все было всерьез в этой книге. Отказ от Иисуса Христа, от Бога вышнего (написанного – видимо, автоматически – с прописной), а кроме того от батюшки и от матушки вверг Демонстратнера в состояние легкой придурковатости, мешавшей ему понять смысл прочитанного. Ясно было одно: в обратную сторону всю эту прогрессию ужасов ему нипочем было не раскрутить. И, если порча на его послезавтрашний объект действительно наводилась таким образом, благоразумнее всего для Демонстратнера было бы сказать: «Я пас», – и продолжать заниматься составлением психологических карт личности.

«Куда-то я совсем не туда залез», – быстро сказал себе Демонстратнер и, взглянув сначала вокруг, потом в окно, воровато перекрестился: нечаянно получилось, что на здание Комитета государственной безопасности. После этого он снова открыл книгу – и, продвигаясь вперед от начала оглавления к концу, словно по минному полю, дошел до заговоров от порчи от колдунов. В соответствующем месте книги обнаружились не только сами заговоры, но и описание тех действий, которые следовало совершить для снятия порчи. Демонстратнер просветленно вздохнул и понял, что послезавтра он не пропадет.

Правда, ему, исполнителю психологических опытов и повелителю тонких материй, не очень улыбалось превращаться в народного целителя… Но до послезавтра превратиться в какого-нибудь другого целителя было уже не успеть.

Снимать порчу его повезли – выяснилось это, правда, только на месте – в район Киевского. Номера дома на набережной Демонстратнеру увидеть не пришлось: если бы черный автомобиль с занавесками, на котором его доставили, мог въехать прямо в подъезд, то, наверное, так бы и сделал, но, видимо, не мог – и приклеился к ступенькам перед самым входом. Демонстратнер был уверен, что ему тут же, перед тем, как выпускать его на воздух, завяжут глаза, однако – обошлось. Из соображений порядочности он все-таки полуопустил веки в лифте – и приподнял их только в прихожей: дверь квартиры открылась ровно в тот момент, когда закрылась дверь лифта. Сопровождавшие не стали входить внутрь.

– Здравствуйте-добрый-день, – произнес он в темноте, опасаясь, что ему ответит эхо.

Однако из открывшейся двери сбоку кто-то сказал человеческим голосом:

– Здравствуйте-Борис-Никодимович-проходите.

Так Демонстратнер и поступил, оказавшись в просторном коридоре. Чтобы не производить впечатления растерянного гостя, деловито спросил в никуда:

– Где порченый?

– Это «она», Борис Никодимович, порченая, то есть. Она у нас девушка, женского пола.

Поперхнувшись явно чрезмерным количеством половых характеристик, Демонстратнер даже испугался, что не вынесет такой высокой степени предъявляемой ему женственности, и в еще одну дверь, опять открытую кем-то невидимым, вошел с осторожностью. Женственности ему предстало не так много… точнее сказать, совсем нисколько не предстало, поскольку наличная в комнате женственность вовсе даже лежала – на широкой постели, задрапированной чем-то белым. Если бы не этот фон, то женственности на широкой кровати можно было бы и вообще не заметить, поскольку освещала комнату только одна маленькая лампа – благоразумно размещенная над кроватью.

Дверь в комнату закрылась с обратной стороны – и Демонстратнер понял, что лежащей особе никто его не представит: в комнате они были одни. Впрочем, на его счастье, лежащая представилась сама – ну, не то чтобы представилась, но хоть голос подала: в сущности, как собака… собачка.

– Пошел отсюда, – жалобно сказал голос.

Демонстратнер, не подготовившись к такому приему, остановился на полпути к порченой.

– Убирайся, чего пришел! – воззвали к нему с кровати.

Демонстратнер молчал.

– Ты немой или просто неразговорчивый? – Драпировка чуть колыхнулась.

Демонстратнер молчал.