Впрочем, следить за Иваном Ивановичем конкретно Демонстратнеру не очень удавалось: пути их не пересекались. Однако сведения о других сотрудниках института мозга он поставлять не забывал – правда, в довольно вялом режиме. Не то НИИЧР не особенно интересовал демонстратнеровских кураторов, не то время пока не настало.
Самого же Демонстратнера изучали в НИИЧР странно. Сначала он было размечтался, что его – как тех, кого он видел в других отделах, когда Коля Петров показывал ему, где что в институте мозга находится, – тоже посадят в сложной конструкции кресло и облепят датчиками, но Алеша Попович работал с ним совсем по-другому: он расхохотался, узнав, что Демонстратнер так уважает датчики, и объяснил, что до датчиков еще далеко.
Забыть пришлось пока и о кресле сложной конструкции – Демонстратнера посадили на обыкновенный стул и, не подключив к нему просто-таки вообще ничего (несмотря на Алешины объяснения, это показалось ему унизительным), просили то отвечать на вопросы, то следовать всяким указаниям – например, говорить что в голову взбредет… Произносимое, правда, записывалось на диктофон – «для последующей работы с материалом», но, по мнению Демонстратнера, вульгарный диктофон не мог иметь отношения к высокой науке.
Один из постоянных экспериментов – на него в отделе, видимо, обращали особое внимание и предавались ему с особой страстью, – заключался в том, чтобы выявлять ассоциативные поля Демонстратнера. Предлагались слова, которым надо было – не задумываясь – сопоставить любые другие слова или цепочки слов: их, в свою очередь, следовало достроить до имеющего смысл целого. Многие задания имели характер тестов: тогда от Демонстратнера требовалось просто отвечать на огромное количество вопросов – тоже не задумываясь. Когда задания подобного типа настолько перестали интересовать его, что, машинально выполняя их, он то и дело принимался думать о совершенно посторонних вещах, Алеша Попович наконец пообещал перевести его в ближайшее время на детектор лжи. Демонстратнер взбодрился, предвкушая, что вот тут-то как раз и начнется самое интересное, однако ничего интересного не случилось: по условиям эксперимента, самому ему, оказывается, не полагалось знать, когда детектор лжи регистрирует, что произносимое Демонстратнером есть правда, когда – что ложь. «Зачем Вам это знать? – смеялся Алеша Попович. – Кому уж как не Вам известно, правду Вы говорите или лжете!» Тут, кстати, Алеша Попович ошибался: Демонстратнер давно уже понятия не имел, где правда, где ложь, но Алеше Поповичу, разумеется, в этом не признавался. Забавно было бы узнать, что из его вранья детектор лжи считает правдой!
С детектором лжи Демонстратнер работал несколько месяцев, перепробовав все известные ему речевые жанры: от собственной биографии, всякий раз при очередном пересказе получавшейся непохожей ни на один из предшествующих вариантов, до анекдотов, выдаваемых им за случаи из собственной жизни.
Наконец настало время датчиков – особой радости, увы, не принесших: эти металлические штучки, которые сажались ему на разные части тела и которые должны были регистрировать всё подряд, скоро перестали замечаться им – и Демонстратнеру сделалось так же скучно, как и на обыкновенном стуле или в обществе детектора лжи. Исследуемый не понимал ни целей исследования, ни его структуры, ни тем более собственной роли во всем этом: с таким же успехом вместо него можно было бы изучать кого угодно. Но Алеша Попович продолжал называть его «феноменом» и выражать радость от того, что с Демонстратнером поручили работать именно ему. Впрочем, был Алеша Попович хитрован, и раскрутить его на какой-нибудь разговор по душам казалось Демонстратнеру невозможным. Только однажды это удалось – правда, Демонстратнер в конце концов пожалел об удавшемся: Алеша Попович, улыбаясь безмятежной своей улыбкой ученого, произносил вещи, по поводу которых не очень понятно было – нравятся они Демонстратнеру или нет.
«Вы же, дорогой мой человек, – соловьем-разбойником заливался перед ним Алеша Попович, – уникум, говорю Вам это без всякого преувеличения. Этики для Вас не существует вообще, да и на что она Вам, по чести-то говоря? С такой степенью приспособляемости к окружающей среде, как у Вас, иметь этику было бы попросту баловством! Это как жабе иметь постоянную температуру тела… зачем ей она? Если жаба все равно подстраивается под температуру окружающей среды – когда бы ей этою постоянной температурой воспользоваться? Вы жаба, друг мой, жаба от этики, шедевр природы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу