Евгений Клюев - Андерманир штук

Э-эх… куда все девалось! Сегодня это территория скучная, административная – и совсем уж непонятно кто на ней обосновался. Хоть и самого Рафалова возьми: имя – известнее не бывает, а откуда взялся – поди разбери. Иные говорят: да он всегда, дескать, был… только какое же там «всегда», если лет десять назад о нем и не слышал никто!

Рафалов встретил его в пустой комнате-для-переговоров: стол и два стула… словно Мордвинов не уважаемый человек, а арестант какой-нибудь! На Рафалове форма – Мордвинов первый раз его в форме видит: нехороший знак. Даже на звезды не смотрит: страшно убедиться…

Ни здравствуй, ни садись – как хочешь, так и понимай.

– Не сбывается прогноз-то Ратнеровский, Владимир Афанасьевич?

– Сбудется… Бог даст.

– Вы не в религию ли ударились, вроде президента нашего многострадального? А прогнозу когда ж теперь сбыться… другой век на подступах, Владимир Афанасьевич. Или Вы часов с Еленой Антоновной не наблюдаете?

И сведения у них не обновляются, выходит: какая теперь Елена Антоновна, когда она предала его так, как злейший враг не предаст.

– Наблюдаю, ясное дело, – усмехнулся Мордвинов. – А до другого века год почти еще… авось, и выровняется все, как ожидалось.

– Кем же ожидалось-то, мил-человек? Ратнером, выходит, одним и ожидалось. Но нам ведь не ожидания его, требовались, а точное чутье.

– Да точного чутья не может быть у нас в стране… Вам ли не знать?

– Что мне знать, чего не знать – дело сугубо мое, Владимир Афанасьевич, личное. Я прогнозов геополитических не составляю, с меня какой спрос? А вот наверху обеспокоены все: страна в прямо противоположную сторону идет, заграница со смеху помирает, самолеты падают, люди нужные гибнут… вот как оно получается, Владимир Афанасьевич.

Да понятно, что хреново получается… тут и говорить нечего! Сейчас бы сдать этого Ратнера со всеми потрохами: полное ничтожество, дескать… да – глупо: сам ведь он кандидатуру Ратнера утверждал. Нет чтобы Устинова, Устинов тогда еще крепкий был дед, или, вон, Струнка предложить… – так бес имя Ратнера на ухо шепнул! Бес и Коля Петров: ведь вот не полюбил же Мордвинов Колю с первого взгляда – и было, получается, за что.

– Я только напомнить хочу, – вяло вступил Мордвинов, – что Ратнер же считался соответствовавшим национальной идее, вот и…

– Вы национальную идею, Владимир Афанасьевич, не трогайте, не Вашего она, мил-человек, ума дело. Тем более что национальная идея правильной оказалась: ничего, что не пошел народ в ту мистику – в другую мистику пошел, в православную! Не один ли черт, Владимир Афанасьевич? Так что нам раскаиваться, вроде как, и не в чем, а вот Вы-то раскаиваетесь?

– Да в чем же мне-то раскаиваться, помилуйте? Я работу свою не сам нашел: поставили на ответственный участок, так я, что ж… верой и правдой, как говорится, никаких претензий столько лет!

Тут Рафалов ни с того ни с сего перестал быть добреньким и как заорет:

– А в том Вам раскаиваться надо, что ответственный участок этот Вы завалили, понятно? Что по старикам безвредным лупите – по Крутицкому, по Устинову, а Ратнера на волю гулять отпустили, понятно? И в то самое время, когда наказать его давно пора, он цветет махровым цветом и с бывшими союзными республиками амуры крутит. Слыхали, что Ратнер филиал академии своей гребаной открывать надумал? Не слыхали! Зачем на свете живете? Зря живете, только небо коптите.

– На какие же он деньги…

– Да уж не на наши с Вами, Владимир Афанасьевич. На дикие деньги… диких денег теперь навалом, Вам ли неизвестно! – Рафалов походил по комнате. – Сворачивать мы Ваш институт надумали. И то уж долго агонизировал. Стоит дорого, а пользы никакой.

– Как же… как же – никакой, когда… пятьдесят пять сотрудников… пятьдесят пять параграфов…

– Вы бредить-то кончайте тут у меня, – приструнил его Рафалов. – И чего Вы занервничали, когда нам с Вами так и так на пенсию пора?

– Нет, ну а все это сооружение… весь кадровый состав… – чуть членораздельнее обозначил проблему Мордвинов.

– Это все не пропадет, Владимир Афанасьевич, и врагу не достанется. Перепрофилируем – и опять в дорогу.

– Так меня-то… без меня?

– А Вас – на заслуженный отдых.

Ага. Институт, значит, не сворачивают – это его одного, Мордвинова Владимира Афанасьевича, сворачивают. За столько лет безупречной работы!

Видимо, последнее предложение он произнес вслух.

Рафалова именно оно больше всего и разозлило:

– Так вот и дело-то в том, что небезупречной, мил-человек! Перед институтом задача какая поставлена была, а?