Лариса Миронова - Детский дом и его обитатели

Эта фразочка тут же стала крылатой, что чрезвычайно льстило гипертрофированному Надюхиному самомнению.

«Бабы – чушь!» – так она отзывалась о представительницах прекрасного пола. И в подтверждение своего полного разрыва с этой ненадёжной и никчёмной категорией народонаселения планеты горячо влюбилась в… молоденькую учительницу русского языка. И мало того, что влюбилась, так ещё и «под большим секретом» всем, в том числе, и мне, об этой несчастной любви рассказывала… И это скрытная Надюха, из которой калёным железом приходится иной раз куда более нейтральную информацию вытаскивать! Тут же пошли злостные сплетни – а может она… И распускала эти слухи, сильно испугавшись страстной ученицы, сама учительница русского языка. Людмила Семёновна даже хотела послать её на обследование, но, слава богу, кое-как удалось убедить досужую публику, что у девочки яркое воображение, и что она просто искусно играет…

Три года спустя Надюха благополучно вышла замуж за очень симпатичного молодого человека – выпускника старого интерната, из которого Надюху той первой осенью к нам и доставил воспитатель Макс. Родила она дочку, жили вполне интеллигентно. Профессию Надюха себе выбрала тоже мужскую – обходчик путей в метро. Такой характер… Однако пока она оставалась всё той же полудикой зверушкой, как и в первые дни своего пребывания в нашем детском доме.

– Что-то рановато закончили вы работу, – говорю я девочкам, а по лицам вижу – уже что-то пронюхали.

– Норма-а-ально… – цедит сквозь зубы Надюха и глубоко затягивается беломориной. – Аж целых полчаса коптели.

Смотрим друг на друга – глаза у девиц колкие, холоднющие…

– А правда, что на следующий год у нас воспиталкой будет Ирочка?

Задав этот вопрос, Лиля по-детски выпятила губу и быстро-быстро замигала длинными накрашенными ресницами.

– Кто… кто вам это сказал? – спрашиваю я, и голос свой почему-то не узнаю.

– Дед Пихто!

– И бабка с пистолетом!

Кузя и Надюха громко ржут.

– Всё-таки? – настаиваю я, а сердце моё куда-то стремительно катится…

– А все уже знают! – говорит Лиса, доставая из кармана спички.

– Потом она всклочивает на голове рыжий стог и смотрит на меня.

– Что такое? – говорю серьёзно.

– Нештяк. Во, девча, так на дискотню пойду. А?

– Так кто вам это сказал? – ещё раз спрашиваю я.

– И в дэдэ все уже знают – басит Надюха.

– Да вы садитесь, больше всё равно не вырастете, – говорит любезная Кузя.

– А ну-ка, Лиса, двинь тазом, жирняга, вон как разъелась на дармовых харчах. Пусть Ольга эээ… Николавна сядет.

– Да они итак сядут, не волнуйся, – говорит Кузя. – Сиротский труд прикарманивать – это как?

– Ой, садитесь, садитесь, Оль Николавна, – суетится Лиса, – чтой-то вы такая бленная совсем стали?

– Счас упадут. Держите скорей!

– Потом скажут – опять воспитателя довели…

– Точняк, скажут.

– Как всегда – они в оммороки грохаются по причине женских дел, а мы за них – отвечай…

– Так всегда.

– А может, и другие причин есть – зарплата задерживается…

– Или ещё что задерживается… Гы….

Кузя и Надюха отстранённо между собой переговариваются, Лиса искоса погдядывает на меня. Я поворачиваюсь и ухожу, потом оглядываюсь – дружный гогот.

Откровенно паясничают…

Бегу как чумная к Татьяне Степановне.

– Я сейчас занята, – говорит она, намазывая плечи кремом. – Это срочно?

– Простите, уважаемая начальница, я хочу вас попросить разъяснить мне природу некоторых слухов.

– Ну, слухи как-нибудь на досуге обсудим. Не в рабочее время. Если…

– Разве я подавала заявление об уходе? Или о переводе на одну ставку?

– Да не суетитесь вы, давайте спокойно разбираться, зачем вам полторы ставки? Это много, – весьма сдержанно отвечает она, словно не замечая моего взъерошенного вида.

– Ирина будет вас подменять на самоподготовке, вот и всё.

– Подменять? А зачем?

– Это же всего два часа.

– А меня спросили? Нужна мне такая замена?

– А зачем спрашивать? Пол ставочки у вас всё равно лишние. Хотели сначала два дня взять, но Ирине это не всегда удобно. И потом, у неё маленькие дети, болеют часто…

– Лишних часов у меня нет – все они мне нужны. Такой у меня отряд. И если вы уж взялись считать нагрузку, то могли бы вспомнить, что и комплектик у меня тоже двойной. Норма – двадцать-двадцать пять человек. А у меня пятьдесят пять воспитанников в отряде. Если вы хотите всё делать по правилам, то вам пришлось бы оплатить мне гораздо больше – два на полтора – это как-никак три ставки. Но я не прошу отплачивать мне тройную нагрузку, о переработках я вообще молчу. Я просто хочу дать возможность мне работать, а не просто отбывать часы.