Лариса Миронова - Детский дом и его обитатели

– Да разве обо мне речь?

Я просто не находила слов от такой наглости и лицемерия.

– О вас речь, о вас, дорогая.

– Какая муштра? Если здоровые парни и девицы отработают четыре часа в качестве символической платы за всё хорошее, что здесь для них делают, – разве это муштра? И что в этом плохого? От безделья они тут чуть поезд под откос не пустили. Безделье детям категорически противопоказано. Равно как и халява. Если они привыкнут к такой жизни, то и потом, во взрослом состоянии, никогда работать не станут. Они пойдут воровать и убивать. Вот куда это всё ведёт.

– Ха, ха и ещё раз – ха. Как всегда, кошмар на улице вязов.

– Это реальная перспектива!

– Всё в кучу, так-так…

– Нет же. Это просто разные стороны нарождающегося, здесь и сейчас, скотского образа жизни, – билась, как рыба, я – об лёд её равнодушия.

– Вот новости! А куда, спрашивается, воспитатель смотрел?

– Я не Аргус тысячеглазый. А вас там трое – в деревне. И вы не можете за ними уследить. Как же я могу управлять детьми дистанционно? У них скоро эпидемия кишечных заболеваний от грязи начнётся. Посуда с едой на полу стоит сутками.

Она погрозила мне пальцем.

– Вот! А где же ваши навыки сангигиены?

– Чтобы навык стал привычкой, а привычка – чертой характера, надо очень много постараться. Привить ребёнку полезную привычку – дело долгое. А вот разрушить – это раз– два и готово. Это всегда запросто.

Татьяна Степановна явно заскучала. Ей наш разговор уже не казался интересным. И она, прервав движением руки мою речь, произнесла трагично, но, вместе с тем, вкрадчиво и любезно, как на панихиде:

– Ольга Николаевна, мы с большим пониманием относимся к вашим начинанием.

Ого! «Мы»? Мы пахали, как говорится.

Меня безмерно восхитила эта пошлая наглость. Да, она стала за неполных два месяца совсем другим человеком. До чего же быстро растут кадры в закулисной борьбе?

Или… она всегда была такой?! А я этого просто не видела?

Похоже, у неё не только очки – хамелеоны…

– Вы лезете напролом, – продолжала невозмутимо и раскованно моя недавняя подруга. – Даже там, где можно пойти в обход. И победить с меньшими потерями.

– Как это трогательно! Но в данной ситуации это не так. – Всегда возможны компромиссы.

– Есть компромиссы как вынужденная мера. И компромиссы – как предательство.

– Что же заставляют вас предавать эти нелюди?

– Саму идею.

– Глупости. Какие идеи в детском доме? Одни умозрительны схемы.

– Это что же вы называете «умозрительными схемами»?

– Да эту вашу идею-фикс – заставить человека, рождённого ползать, летать. Дарю вам этот образ.

– Краденые подарки… Как-то не очень. Кстати, что будем делать с ложками?

– Дорога ложка, как говорится, к обеду.

– Не поняла, – сказала я с раздражением.

– Со временем поймёте.

Конечно, мы разругались вдрызг. Уже не было и речи о политесе.

Пока играем в молчанку. Однако молчанье длилось недолго. Вызывает по селектору Хозяйка – впервые так официально. Вместо обычной любезной улыбочки, пусть и снисходительной, но всё же дружелюбной, строгий административный оскал.

Куда подевалась её неземная краса? У, ведьма… Так и зыркает своими купоросными гляделками… Взбучка будет отменная!

– Что творят ваши девицы в пищеблоке – вы знаете?

Вот так она и начала – сразу артобстрел, безо всякой моральной подготовки.

И даже не поздоровалась со мной…

– А что? Опять не убирают?

– Уму непостижимо! – хватается за голову она.

– Ну что? Что они натворили, паршивицы этакие?

– Стыдно сказать…

Она замолчала. Достала из холодильника бутылку «боржоми», налила в красивый высокий стакан из синего стекла, сделала несколько глотков и продолжила на тон ниже:

– Ставлю в известность – пропали мельхиоровые приборы из красного зала.

– И много?

– Около сотни. Они! Точно – они!

Сердце моё рухнуло в пятки, душа понеслась в преисподнюю. Сейчас начнётся жуткий кошмар. Погонят нас отсюда с позором…

– Мои сотрудники вне подозрения. Мы живем здесь по шесть месяцев безвыездно. На этой недели никто с базы не отлучался. Из посторонних в банкетный зал входили только ваши девахи.

– А где хранились приборы? – спрашиваю я. – В горке? Было заперто?

– Конечно, на ключ. Но и ключи пропали! Из моего кабинета!

– А что делала у вас в кабинете Лиля Кузенкова? – спрашиваю уже без всякой надежды на спасение.

– Писала списки нового заезда. А вы на неё думаете?