Ольга Кучкина - В башне из лобной кости

Косая тень уходящего дня перечеркнула пол в узком коридоре.

Перемена ветра принесла тепло. Должно быть, последнее тепло этой нескончаемой, многомесячной, если не многолетней осени. Утром, до завтрака, на траве, покуда зеленой, остро блестела ночная изморозь, будто кто разбросал осколки, скажем, чешского хрусталя, а к обеду его подобрали, выкатился сияющий шар освещения, и небесная скатерть приветливо заголубела, окончательно спутав сезоны.

Толян, спросила я, склеилось у вас с Тоней, вернется она. Да почти что склеилось, засиял улыбкой Толян, Максим приезжает днями, договорились, что оформляем ему практику в моем автосервисе, все равно ж где, а так он сможет год прожить со мной, и насчет Антонины я говорил с Борькой, помните, прапор приезжал, золотистую тойоту ему чинил, им требуется бухгалтер, зарплата невелика, но у него еще на фирме есть место, там другие деньги, в общем, перспектива есть, я позвонил, чтобы готовилась к увольнению. А она, спросила я. Готовится, опять улыбнулся он. Ну и слава Богу, обрадовалась я, она хорошая. Хорошая, подтвердил он, и настрадалась выше крыши, я раньше не понимал, видел, а не понимал, понял, как с самим стряслось, мы как-то целую ночь проговорили, я ее жалел, она меня, может, срастется. Срастется, Толенька, срастется, горячо подхватила я, вам нужно немножко терпения и осторожности, чтобы не испортить, и срастется, обязательно, тем более дети.

Он разделял мои мысли, это было видно. В глазах его, горячих и влажных, много чего намешалось, от сожаления до надежды.

Кто бы мне, далеко не столь простодушной, как хотелось бы выглядеть, кто бы подсказал, что г-н сочинитель беспардонно водит г-на слушателя за нос, выдавая тот продукт, от которого облизывается потребитель, а не тот, что может оказаться ему не по нутру.

Книга лежала раскрытой на странице 187.

Я прочла: «…сам же он именовал “Жизнь Арсеньева” автобиографией вымышленного лица».

Библиотека юношества. И. А. Бунин. Жизнь Арсеньева . Муж где-то отрыл издание после того, как в постели цитировала ему Окаянные дни .

Бог мой! Бунин пишет автобиографию вымышленного лица . Окоемов, любитель Бунина, пытается писать ее же.

Река жизни уносит жизнь безвозвратно, а ты стоишь посреди течения и хочешь удержать хоть что-то, хоть какой мусор, чтобы построить из него мусорные замки, нечто вроде града Китежа местного значения, который все равно уйдет под воду, а ты упорно строишь, что равно записи записок, чего по уму не надо бы делать — а делаешь по инстинкту.

Я больше не буду, мамочка.

Я больше не буду ломиться.

Я больше не буду ломиться в белую дверь, перегородившую дорогу.

Орлеанская дева, героизм и костер, любовь и предательство, куда, елки-моталки, задевалась книжка из детства, перечесть.

В очередное воскресенье мела сухие листья на гравиевой дорожке, собирая в холмики, Максим складывал собранное в тачку и отвозил на костер. Он приехал с лиловым фингалом под правым глазом и заживающей царапиной под левым. Мне нравятся немногословные мальчишки с фингалами на молодой коже, умеющие постоять за себя. Или за сестру. Или за девочку. Или за маму. Я не спрашивала. Листья надо было убрать, чтобы они не гнили, не портили дорогую дорожку, обошедшуюся нам в сумму в долларах. Мне хотелось, чтобы у нас была дорожка, как в настоящих имениях. В нашем стоял небогатый деревянный дом, но зато оно было старое. Намоленное, как бывает намоленной церковь. Здесь прошло мое детство, миновала юность, зрелость сперва притормозила на ухабах, нервно спотыкаясь и больно падая, а после понеслась, как резвая лошадка, а о дальнейшем не будем. Метелка, веером, ритмично делала: шур, шур, шур. Как шаги. Шаги судьбы. Безмыслие в голове производило подобие счастья. Если не само счастье.

Приехал Митя на волге.

— Как дела, Мить?

— Хорошо. У Толи кто есть?

— Никого. А кто у него должен быть?

— Он один?

— Один, я же говорю. Если не считать Максима.

Максим показался с тачкой из леса.

— Здорово, Максим.

— Здравствуйте.

— Мить, а ты не знаешь, сколько сейчас может стоить гипсокартон?

— А вам нужен гипсокартон?

— На втором этаже протечки во всех комнатах, некрасиво, как будто кто на потолок написал.

— Надо заменить.

— Вот и я говорю, надо заменить.

— Не так дорого, мне кажется.

— А в твою волгу влезет?

— Нет вопроса.

— Я дам деньги, а вы с Толей, когда будет время, купите и привезете, ладно?