Шань Са - Императрица

Император сжал меня в объятиях:

— Делай, что хочешь. Ведь это ты — Хозяйка Дворца!

Гармония, сидевшая в павильоне, где ее заперли, отказывалась от еды. Когда мои прислужницы, распахнув дверь, затеплили свечи, племянница обратила ко мне усталое, но лишенное малейших признаков раскаяния лицо. Мне показалось, что за всю эту ночь она утратила всё свойственное юным легкомыслие. Такой мрачный взгляд могла бросить лишь снедаемая ненавистью взрослая женщина.

Гармония, пав ниц, коснулась лбом пола:

— Великая Госпожа, сошлите меня в монастырь или отправьте в Ледяной дворец, а то приговорите к смерти — я ни о чем не стану сожалеть. Тело мое так и этак принадлежит Сыну Неба. И я с радостью предлагаю ему свою жизнь.

Горячность племянницы напомнила мне мою собственную. Я успела познать и это упоение мукой, и героическую грусть, однако давно утратила простодушие и более не верила в бессмысленное слово «любовь».

Я велела девушке поднять голову и, глядя ей в глаза, отчеканила:

— Я пощажу твою жизнь, так как ты — дочь моей возлюбленной сестры, Госпожи удела Вэй, а еще потому, что моя достопочтенная Мать умерла бы с горя, покинь ты наш бренный мир раньше нее. Ныне я предлагаю выбор: либо я нахожу достойный союз, чтобы у тебя были супруг и дети, либо даю дворец во Внутреннем покое. Но знай: твоя связь с повелителем никогда не перерастет отношений меж Господином и случайной подругой, что всегда мучило родившую тебя женщину. Ты останешься племянницей Императрицы и никогда не получишь печати Любимой Наложницы. Тела твоего более не коснется ни один смертный мужчина, и у тебя не будет детей.

Гармония трижды распростерлась на полу.

— Кто я такая, чтобы принимать подобные решения? — мрачным тоном бросила она. — Судьба моя зависит от воли Господина. Если он предпочитает мою мать, мне остается лишь немедленно убить себя.

Вместо того чтобы выразить благодарность, девчонка бросала вызов моей власти. Однако я не испытывала никакого гнева. Теперь я просто наблюдала за всеми любовными безумствами.

Старшая Сестра таяла на глазах.

По приказу Господина Гармония получила титул Госпожи удела Хань и возвысилась до первого ранга. Милость государя придала ей такое великолепие, что отныне с ней не могла соперничать ни одна другая принцесса. В ее владениях на юге Запретного города было выкопано озеро. Извлеченную из него землю поставили холмиками и на них построили одноэтажные павильоны, возвышавшиеся над Столицей. Среди светлых вод, в глубине бесконечного поля лотоса и кувшинок любимица Императора принимала Господина и его свиту. Лодки постепенно, одна за другой, выплывали из тумана. Музыкантши на корме играли модные песенки. А на мосту танцовщицы встряхивали длинными рукавами. Акробаты на циновках кувыркались, едва не сваливаясь в пустоту, творя нечто фантастическое. В сердце Запретного города у Госпожи удела Хань тоже были свои павильоны. Она скакала от дворца к дворцу на персидском коне, помеченном императорским клеймом. Одетая по-мужски, предшествуемая дворцовыми евнухами и отрядом стражи, в сопровождении девушек, одетых, как мальчики-слуги, она галопом мчалась по улицам Долгого Мира, взметая облака пыли.

Мать и дочь более не разговаривали. Ревность между соперницами стала смертельной. Когда моя сестра получала драгоценности, Гармония требовала нечто вдвое дороже, а если терзаемый тоской по прошлому повелитель на мгновение заглядывал к матери выпить чашку чаю, тотчас узнав об этом от своих наушников, дочь принималась кричать, что умирает от непонятной болезни. Перепуганный Император вскакивал, Непорочность бросалась к его ногам, обливая подол его халата горькими слезами. С измученным сердцем и трауром в душе Господин вынужден был вырываться из ее объятий.

Мать старилась по мере того, как расцветала дочь. Посещения государем Непорочности становились все реже, а потом он и вовсе их прекратил. Он более не приглашал Старшую Сестру на вечерние трапезы из опасения, что обе женщины встретятся. Наглость любимицы повелителя меня злила, но я сдерживала гнев. Хрупкое согласие в Женских покоях основывалось на спокойствии и щедрости Императрицы, а потому я делала вид, будто не замечаю дерзких выходок капризной девчонки.

Старшая Сестра изводила меня слезами и жалобами. Оставаясь глухой к доводам рассудка, она прочно затворилась в своем отчаянии. Ее бесконечные стенания в конце концов выжали меня, как лимон. Меж тем я должна была заниматься государственными делами. Юг опустошали эпидемии и голод. Я отвратилась от сердечных горестей сестры и занялась исцелением несчастий своего народа.