Шань Са - Императрица

Тотчас раздался хор благодарственных криков: «Десять тысяч лет здоровья Императору! Десять тысяч лет здоровья Императору! Десять тысяч и десять миллионов лет здоровья Императору!»

Сердце мое так и подскочило от гордости. После назначения Одаренной пятого ранга я далеко обошла обоих братьев, чиновников седьмого, и заняла более высокое положение в обществе. Когда мы увидимся в следующий раз, они должны будут пасть к моим ногам!

Мать и Младшая Сестра обливались слезами. Чтобы утешить их в эту минуту печали, я сказала слова, давно кипевшие у меня в сердце:

— Мой отъезд во Дворец — единственная наша возможность преуспеть. Верьте в мою судьбу и не плачьте!

Слезы — оружие слабых, утешение — сильных. Младшая Сестра побежала за моей каретой. Девочка успела вырасти и стать худеньким бледным подростком. Она размахивала обеими руками, но вскоре стала лишь темной точкой в полыхающей красками безбрежности осени.

Убаюкиваемая мерным покачиванием, я тоже немного взгрустнула. Я сердилась на себя за холодность и бессердечие. Младшая Сестра любила меня куда сильнее, чем я ее. Я была деревом, распростершим ветви над царством ее жизни. Она же — только путницей, прикорнувшей в моей тени. Без меня Младшая Сестра иссохнет.

Однажды утром среди облаков появился Долгий Мир. Озаренные солнцем его высокие стены с укрепленными постами для воинов и сторожевыми башнями казались небесным венцом, опустившимся на Срединную долину.

У ворот собралась толпа. Синий, красный, желтый, зеленый цвета штанов и халатов создавали невообразимую мешанину, а ветер далеко разносил запахи специй, благовоний, мочи и фруктов. Под плакучими ивами вдоль рва жевали, чихали или подремывали лошади, волы и верблюды. На ковриках перед шатрами сидели мужчины в тюрбанах. Ожидая разрешения на въезд, они ели и торговались между собой. Моя карета и ее сопровождающие под гомон чужедальних наречий минули толпу и углубились в длинный ход, прорезанный в стене.

А потом меня захлестнул шум величайшего на земле города. Протяжные голоса бродячих торговцев, стук лошадиных копыт, мычание волов, шум строительных работ, перезвон колокольчиков — все это сливалось в единую песнь. Сквозь занавесь на окошках я видела, как все вокруг переливается и сияет. Движение и толкотня. Я пожирала глазами лошадей в великолепных сбруях, всадниц в невообразимых шляпах, монахов, одетых в лохмотья, лотки торговок с горками всякой всячины. Тут даже деревья звенели, трепеща листвой. Разделенные высокими стенами кварталы сменяли друг друга. Я стискивала в кулаке кошелечек с прядью сплетенных вместе волос Матери и Младшей Сестры. Утешали меня только язвительные мысли о тетках и их дочерях: ни одна и носа не высовывала из своей деревни! Но все-таки думала я о Матери, оставившей все это великолепие, и о том, что Младшую Сестру выдадут за крестьянина с его квадратным подворьем, дойной скотиной и полями. Тогда я и поклялась себе когда-нибудь предложить им лучшую долю.

Казалось, мы едем целую вечность. Я чувствовала себя одинокой, нагой и маленькой. Меня ждало свидание с мужчиной, богом. Империей.

В глубине улицы Пурпурной Птицы красная стена вытянулась прямой линией, а потом рассыпалась каскадом горных пиков. Проехав вдоль рва Императорского Дворца, сопровождавшие меня воины остановились у ворот. Внутрь въехали только кареты. Еще немного — и все, кроме моей, тоже застыли. Женщины подняли дверцу, и я увидела широкую, вымощенную золотистым кирпичом дорогу среди леса. Ноздри мои защекотал восхитительный аромат. Шумы и шорохи мира мужчин исчезли. Меня окружала тишина, торжественная и очищенная от какой-либо скверны. Я слышала, как стучит мое сердце. И насколько же грубым, неуместным стал этот звук!

Служанки почтительно мне поклонились. Поднеся золотую плошку, серебряный кувшин и вышитые золотой нитью полотенца, они предложили мне омыть с дороги руки и лицо, а потом сесть на носилки. На них я пересекла лес, потом опять стены и ворота. Все глубже проникая в пределы священной земли, я стала различать едва уловимые звуки: шепот листвы, звон струны, журчание ручья.

У ворот в форме луны меня попросили встать и перейти в павильон. Я села посреди украшенной росписями комнаты и стала ждать, разглядывая в открытый дверной проем тихий дворик и камни, оплетенные каким-то неизвестным мне видом плюща с красными плодами. Четыре девушки медленно, опустив головы, прошествовали вдоль крытого перехода и, поднявшись на крыльцо, переступили порог. Они принесли мыло, полотенца, стеклянную и глиняную посуду. Меня еще раз заставили умыться и прополоскать рот. Не успел стихнуть шелест шелка их одежд, как появились еще четыре девушки. Эти расставили на полу низкие столики со множеством крохотных тарелок и блюд. А один столик накрыли с таким расчетом, что трапезничать явно предстояло мне одной.