Энтони Бёрджес - Мед для медведей

– Хорошо.

Полу оставалось только выругаться. Он с содроганием и опаской взял в руки трубку древнего аппарата и поднес к уху. Оттуда доносились только щелчки и скрежет. На диске имелись буквы русского алфавита. Он выбрал одну наугад. И сразу же попал в мир мертвых – до него донеслись слабые обрывки слов, не иначе как произносимых членами Военно-Революционного Комитета, отдававшими приказы из Смольного.

– Алле, – закричал Пол, – алле!

Но привидения в трубке никак на него не реагировали.

– Хорошо, хорошо, – раздался добрый и проникновенный голос от двери. Пол увидел двух мужчин в темных костюмах, сшитых еще при Ильиче. Один был высоким и довольно накачанным малым, судя по размеру кулаков, он занимался боксом. Другой, пониже ростом, смахивал на интеллигентного учителя. Оба держали в руках портфели и ласково улыбались. Огромная женщина, стоя в коридоре, громко жаловалась. Пол разобрал несколько раз произнесенное ею слово «жестокость».

– Она обвиняет вас в жестокости, – пояснил один из мужчин.

– Она еще не знает, что такое жестокость! Я ей сейчас покажу! Мало не покажется! На всю жизнь запомнит! – не помня себя, от злости, выкрикнул Пол. – Я требую, чтобы мне немедленно объяснили, что за чертовщина здесь происходит.

Дежурная вразвалочку удалилась, но Пол имел возможность еще долго слышать постепенно затихающие причитания. Мужчины вошли в комнату.

– Моя фамилия Зверьков, – представился интеллигент. – А это товарищ Карамзин. Давайте сядем и успокоимся.

Он говорил по-английски со странным акцентом, который Пол никак не мог классифицировать географически: немножко сиднейский, с оттенком, приобретенным в Ньюкасле, и с добавлением скрежещущих звуков Бронкса. Словно этот человек специально совершил паломничество по свету, чтобы приобрести самый невероятный акцент. Полу, в общем, понравилось его открытое лицо: строгие черты, волевой рот, светлые глаза, высокий лоб. Карамзин, бормоча что-то себе под нос, расставил у стола стулья. Мускулистый, широкоплечий, почти без шеи и с огромными ручищами, он, казалось, источал угрозу. Во всяком случае, выглядел он значительно менее приятно, чем его товарищ. Льющиеся из окна солнечные лучи золотистым нимбом окружали его бычью голову с коротким ежиком волос и складчатым загривком. Пол откровенно испугался. Он знал, что не является невинным туристом и уже успел совершить преступление. Тем не менее он взял предложенную ему Карамзиным папиросу «Беломорканал» и тщательно выговорил по-русски:

– Спасибо, товарищ.

– А, значит, вы говорите по-русски, – сказал Зверьков. – Впрочем, не буду врать, это нам известно. Из ваших писем. – И он расстегнул свой дешевый потрепанный портфель.

– Письма? – удивился Пол. – Но я никогда не писал письма по-русски.

– Ну да, конечно, – фыркнул Зверьков и помахал перед лицом Пола какими-то бумагами. Пол сразу же узнал почерк Роберта. Только он мог так старательно выписывать русские буквы. – Эти письма вы написали вашему другу Мизинчикову. Только, вынужден вас огорчить, его вы не увидите еще долгие, долгие годы.

– Все очень просто, – улыбнулся Пол. В комнате повис густой туман от дыма советских папирос, и лица сидящих немного расплывались. – Эти письма писал не я. Посмотрите на подпись. Видите? А теперь взгляните на мой паспорт. – Он засунул руку во внутренний карман (Карамзин насторожился) и вытащил паспорт (Карамзин расслабился). – Убедились? Я – совершенно другой человек.

Только теперь Пол осознал, что происходит что-то странное. Причем началось это еще у столика представительницы «Интуриста». Почему эта девушка, в соответствии с установленным порядком, не потребовала его паспорт? Это не просто так. Его определенно ждали. Но почему? Мизинчиков?

– А что случилось с Мизинчиковым? – спросил он.

Русские внимательнейшим образом изучали его паспорт и ответили не сразу. В конце концов Карамзин сказал:

– Он поступал неправильно. Продавал туристам рубли в туалете. Черный рынок, понимаете? Но его поймали.

– А сколько он давал за фунт? – заинтересовался Пол.

– Пять рублей. И два за американский доллар. Это нелегально, – объяснил Карамзин. – Это подрывает… черт, забыл слово… финансовую основу советской экономики.

– Понятно… – протянул Пол, хотя почти ничего не понял. Ему было слишком сложно сразу же постичь проблемы социалистической действительности. – Значит, Мизинчиков в тюрьме?

– Он ждет суда, – важно ответствовал Карамзин, после чего снова заглянул в паспорт. – Гасси. Но это не то имя, которое мы здесь имеем.