Жеральд Мессадье - А если это был Он?

Оцепенение охватило предместья Лилля, Страсбурга, Марселя, Бордо, Парижа, население которых по большей части было мусульманским. Выходит, наби Эманалла — это Мессия христиан? Имамы мечетей Франции были повергнуты в глубочайшую растерянность. Означает ли это, что христианский Мессия соглашается с учением ислама? Но зато сам ислам не может одобрять догмы христианства!

И тем не менее этот человек требовал во имя Господа, чтобы христиане не враждовали с мусульманами.

Все эти вопросы вызывали головокружение. Как же вышла в эфир эта поразительная передача? Несколько телефонных звонков в аппаратную телевидения и в министерство внутренних дел не внесли ясности.

Тем временем Эмманюэль Жозеф продолжал:

— Ваши заблуждения и злоба, которые не прекращают свирепствовать на земле, вызваны гордыней. За каких-нибудь два века наука блестяще продвинулась вперед, а вслед за ней пришла и мощь. Человек счел себя властелином мира, хотя он — лишь его составляющая часть. Потом люди отбросили веру и духовность, ссылаясь на то, что все — лишь материя, а религия только сковывает ее. Они называли себя атеистическими материалистами. Но их твердыни рухнули со вселенским грохотом. И тогда те, кто именовал себя верующими, сочли, что восторжествовали над всей планетой. Они до сих пор так считают, заражая соседей своим безумием. Они верующие только на словах. Сами же они — те же материалисты, не менее хищные и властные, чем предыдущие. Одержимые алчностью, они распространили дух наживы, который вас превращает в диких зверей и делает несчастными. Ибо едва вы нагребли груду золота, как хотите нагрести другую, а пока не достигнете этого, мучаетесь от зависти и недовольства.

В Елисейском дворце президент Республики вскричал:

— Да что же это, в конце концов! Прямо Жорес какой-то!

Супруга бросила на него укоризненный взгляд.

— Вы отвернулись от Божественного Духа, — продолжал Эмманюэль, — а потому печальны и несчастны, Я видел в ваших городах, как вы пытаетесь забыться, в шуме и неистовстве, в пустом расточении бесполезных богатств, в исступленном тщеславии, в грязном разврате и бесчувствии, вызванном алкоголем и наркотиками. Как вы не видите, что это признаки вашего отчаяния? Вы движетесь к катастрофе. Ваш неудержимый эгоизм отрывает вас от семей и отвращает от желания создавать их, ибо вы страшитесь последствий. Однако именно поэтому население ваших благополучных стран сокращается, так же как и тех, что посвящены вечной семье. Через полвека эти Вавилоны, которыми вы так горды, будут населены лишь похотливыми стариками, ищущими свежей плоти! А их показная моложавость, это смехотворное отрицание смерти — всеобщего удела — дойдет до того, что даже собаки отвернутся от них!

Послышался всхлип супруги одного министра, которая (все это знали) так перетянула себе кожу на лице, что ее принимали, правда в сумерках, за собственную дочь.

— Господь ваше единственное прибежище. Обратитесь к Нему и молитесь, не только в этих памятниках, которые называются церквями, но в ваших сердцах. Вы отмечаете сегодня мое рождение. Обратите же свою подлинную молитву к Тому, Кто Отец всем нам. Доброй ночи. Я еще вернусь.

Внезапно прерванные программы возобновились. Опять в грохоте перестрелок, мнущегося железа и воя сирен погнались друг за другом машины. Женщины продолжили непристойно извиваться в сверкании блесток и разноцветных лучей. Бешеные скачки заполонили равнины Дикого Запада. Миллионы телезрителей, не сговариваясь, нажали на кнопки своих пультов. Тишина воцарилась средь потрясенного народа.

Президент, Республики повернулся к своей супруге и гостям.

— Может, это и называется Страшным судом, — сказал он.

Шок и сумятица, вызванные передачей Ксавье Фокарди, были пустяком по сравнению с оцепенением, охватившим Францию на утро после рождественской ночи.

Страна была в коме.

Люди на улицах время от времени останавливались и глядели на небо, ожидая появления божественной тучи, несущей Господа в громе архангельских труб.

Наиболее заметные последствия этого паралича умов наблюдались в аэропортах и на вокзалах. Некоторые самолеты взлетали почти пустыми, лишь горстки не понимавших по-французски иностранцев являлись на регистрацию, чтобы улететь в свои родные страны, в основном отдаленные. Руасси, Орли, да и провинциальные аэропорты тоже, стали похожи на Помпеи. Вокзалы казались ландшафтами с сюрреалистических полотен Поля Дельво.