Финн - Здравствуйте, мистер Бог, это Анна

Доказательства могли выглядеть как угодно. Те, кто воспринимал только одну какую-нибудь разновидность доказательств, назывались тоже как-нибудь по-особенному. Перестрой доказательства в новом порядке, и название тебе будет уже другое. Анна полагала, что бесконечное множество индивидуальных комбинаций доказательств легко и непринужденно приводит к образованию «сквиллионов» соответствующих им названий. Еще больше усугубляло проблему наличие многочисленных церквей, храмов, синагог и мечетей и всех прочих мест поклонения, причем научные лаборатории тоже занимали почетное место в списке. Никто в здравом уме и положа руку на сердце не мог сказать, что все другие не поклоняются богу и не любят его, даже если и называют каким-то другим именем — например, Истина. Она никогда не смогла бы сказать, что бог Али был слабее и меньше по значению, чем мистер Бог, которого она так хорошо знала, равно как и не пожелала бы утверждать, что мистер Бог куда круче и важнее, чем, скажем, бог Кэти. Говорить о разных богах не было никакого смысла; такие разговоры могли привести только к съезду крыши. Нет, для Анны могло быть либо все, либо ничего. У нее был только один мистер Бог. И поэтому все разнообразные места поклонения, все разнообразные имена, которыми называли себя поклоняющиеся, все разразнообразные ритуалы, которые они совершали, имели одно-единственное объяснение — разные комбинации доказательств бытия мистера Бога.

Анна решила для себя эту проблему, или, вернее, нашла еще одно решение, к собственному вящему удовольствию, при помощи пианино. Я играю на пианино, сколько себя помню, но не смог бы прочитать ни единой ноты. Я могу прослушать мелодию и на слух подобрать ее с большей или меньшей точностью, но если попробую сыграть ее с листа, то из любой пьесы сделаю траурный марш. От этих маленьких черных точек у меня начинает кружиться голова. Все, что я был в силах изобразить на пианино, уходило корнями в популярные песенки довоенной поры и не имело ничего общего с созвездиями точечек, которые показывали, куда ставить пальцы на грифе укелеле — или что это там было, гитара? — а также с таинственными иероглифами, красовавшимися под нотным станом — вроде «Аm7», или «ля-минорный септаккорд». Это была музыка, которую я сам изучал, довольно ограниченная сама по себе, но и у нее было одно большое преимущество. Получив полный набор разных нот, можно было собрать их вот в такой аккорд, а можно и вот в такой, или обозвать еще каким-нибудь из полдюжины умных имен, — дело было не в этом.

Именно этот метод я использовал, когда пытался научить Анну играть на пианино. Вскоре она уже с легкостью справлялась с мажорными аккордами, параллельным минором, малыми септимами, уменьшенными септимами и инверсиями. Она знала их все по названиям, более того, она знала, что название группы нот зависело от того, где вы находитесь и что делаете. Разумеется, нужно было еще разобраться в вопросе, почему группа нот называлась аккордом. На помощь призвали словарь мистера Уикли. Мы узнали что слова «chord» и «accord» значат примерно одно и то же. [48] Аккорд ( англ. ). «Chord» — также «струна» Еще раз пролистав словарь, чтобы выяснить, как же употребляется слово «аккорд», мы обнаружили слово «согласие» [49] На английском — «consent». Также синоним — accordance. и на том решили остановиться.

В тот же день, но несколько часов спустя, я вдруг обнаружил, что Анна смотрит на меня, широко раскрыв по обыкновению глаза и рот. Она прекратила играть с другими детьми в прыгалки и медленно двинулась ко мне, не сводя с меня глаз.

— Финн, — от удивления она едва не пищала, — Финн, мы все играем один и тот же аккорд.

— Ничего удивительного, — резюмировал я. — А о чем мы говорим?

— Финн, это все разные названия для церквей.

— А при чем тут аккорды? — осторожно спросил я.

— Мы все играем мистеру Богу один и тот же аккорд, только называется он по-разному.

Вот это-то и было самым волнующим в разговорах с Анной. Она умела взять какой-нибудь факт и драконить его до тех пор, пока не откроется внутренняя модель, а потом оглянуться вокруг и найти ту же самую модель в совершенно другом объекте. Анна питала огромное уважение к фактам, но важность факта состояла не в его уникальности, но в способности быть строительным материалом для разных концепцией. Если бы ей попался хоть один стоящий аргумент в пользу атеизма, она бы раздраконила его до скелета, то бишь до устойчивой модели, рассмотрела бы со всех сторон, а потом представила вам в качестве необходимого ингредиента доказательства бытия божьего. Аккорд атеизма вполне мог быть диссонансным, но и диссонансы в Анниной системе были «волнующими» и «захватывающими».